Портреты Ахматовой Красота Ахматовой – вечная радость художников! Свидетельство тому – целая галерея портретов! Во всех возрастах Ахматова была прекрасна. И даже в старости, отяжелев, она приобрела какую-то новую, величавую статуарность.Каждый художник видел

24. М.Цветаева и А.Ахматова. Природа сходства и несходства

Две женщины, женщины - ПОЭТЫ, а не поэтессы. На этом настаивали обе: и Анна Ахматова, и Марина Цветаева. До них пока не было дано подняться ни одному женскому имени в литературе. Детство той и другой было печальным: «И никакого розового детства», - сказала Ахматова, - то же могла сказать и Цветаева. И вообще судьба обеим выпала тяжелая.много потерь.

Цветаева увлеклась ее поэзией, а также личностью, стоявшей за стихами. Она сотворила себе образ «роковой красавицы», называла ее «Музой Плача» и «Златоустой Анной всея Руси». Впоследствии, когда Цветаева будет писать ей восторженные письма, Ахматова отнесется к ним с присущей ей сдержанностью.

Хорошо сказал о поэтическом и психологическом различии той и другой известный русский эмигрантский исследователь литературы Константин Мочульский - еще в 1923 году:

«Цветаева всегда в движении; в ее ритмах - учащенное дыхание от быстрого бега. Она как будто рассказывает о чем-то второпях, запыхавшись и размахивая руками. Кончит - и умчится дальше. Она - непоседа. Ахматова - говорит медленно, очень тихим голосом; полулежит неподвижно; зябкие руки прячет под «ложноклассическую» (по выражению Мандельштама) шаль. Только в едва заметной интонации проскальзывает сдержанное чувство. Она - аристократична в своих усталых позах. Цветаева - вихрь, Ахматова - тишина... Цветаева вся в действии - Ахматова в созерцании...».

У обеих в творчестве большое место – тема любви. поэты часто говорят об одном, хотя и по-разному. Общим мотивом звучит в лирике А. Ахматовой и М. Цветаевой отношение той и другой лирической героини к сопернице: равнодушие, чувство гордого женского превосходства, но не зависть и не ревность к ней - "простой женщине", "трухе рыночной" (М. Цветаева), "дурочке" (А. Ахматова). Слово любовь для Марины Цветаевой ассоциировалось со словами Александра Блока: тайный жар. Тайный жар - это состояние сердца, души, - всего существа человека. Это - горение, служение, непрекращающееся волнение, смятение чувств. Но самое всеобъемлющее слово все-таки - любовь. особенность восприятия лирики М. Цветаевой заключается в том, что ей приписывают мужское, сильное начало. оттенки чувства лирической героини А. Ахматовой идут от понимания любви как страсти, любви как борьбы, поединка душ. В любовной лирике М. Цветаевой душе лирической героини нет "равносильного", нет и борьбы, поединка, есть только самоотдача себя любимому человеку. Он - "желанный", "жаленный", "болезный"!

Цветаеву и Ахматову, к 1920–м годам достигших своего расцвета (стихотворные сборники Ахматовой «Белая стая», 1917, «Подорожник», 1921, «Anno Domini», 1922), невозможно не сравнивать именно в любовной лирике. Примечательно, что героиню Ахматовой никто никогда не упрекал в эгоцентризме, хотя она может начать диалог с возлюбленным с такой реплики: «Тебе покорной? Ты сошел с ума!». И напротив, эгоцентризм - стержень всего цветаевского творчества, но у нее в теме любви как отражение исконной женской доли абсолютизируется мотив жертвенности и покорности: «Мне… жерновов навешали на шею», «Я не выйду из повиновенья», «Пригвождена к позорному столбу… Я руку, бьющую меня, целую»; или от имени женщин всех времен, страдающих в любви, горький вопрошающий крик - «Мой милый, что тебе я сделала?» В обращении к возлюбленному, который придет хотя бы через сто лет, рассказ о том, как «…я у всех выпрашивала письма, / Чтоб ночью целовать».

В лирике А. Ахматовой очень часто страдающая роль принадлежит мужчине. Он "совенок замученный", "мальчик-игрушка", "неприкаянный". С ним может случится Беда любви Лирическая же героиня М. Цветаевой говорит: "...мне ни один влюбленный не вывел палат". Для лирики М. Цветаевой закон, что мука любви, страдание - доля только женская. Тема разлуки, разрыва освещена неоднократно, разносторонне. И сюжеты встречаются сходные, но Ахматова даже самые трагические чувства, даже кипящую лаву страсти и боли неизменно заключает в гранитную оправу стиха. Цветаева же о своей лирике позднее напишет так: “Я всегда билась - и разбивалась вдребезги… и все мои стихи - те самые серебряные сердечные дребезги”.

Интересно, что первый сборник Ахматовой – «Вечер», а Цветаевой – «Вечерний альбом» (стихи 15-17 летней цветаевой)

Обе любили и писали о России. Сумятица и боль трагичного периода в жизни России проникают и в их стихи. У Ахматовой это ноты тревоги и печали, муки совести, постоянное ощущение сумятицы внутри и боль за судьбу Родины. У Цветаевой - кипение страстей, постоянные контрасты и острое предчувствие гибели. У Ахматовой все чаще слышится традиционный для женской поэзии молитвенный стиль, и молится она о судьбе своей страны. У Цветаевой, особенно в период эмиграции, слышна ненависть ко всему, что так перевернуло эпоху, и в то же время невыносимая боль от разлуки с любимой землей.

Если Ахматова вырастала в поэта России, если она несла в себе свою эпоху (ее потом так и звали: «Эпоха»), то Цветаева-поэт превращалась как бы в «гражданина Вселенной».

Обе изучали пушкина. У А - и эта работа будет соответствовать ее натуре: неспешное обдумывание, сопоставление различных источников, и, конечно, множество важных и тонких открытий.

Марина Цветаева займется пушкинской темой несколько позже, не изучая Пушкина так углубленно, как Ахматова. Ее суждения, «формулы» беспощадны, пристрастны; ахматовские наблюдения -сдержанны, хотя и не бесстрастны; за каждой мыслью стоит гора переработанных, обдуманных источников. Хотя обе были диаметрально противоположные «пушкинистки» (Цветаева в этом отношении очень раздражала Ахматову), их роднила нелюбовь к Наталье Николаевне Пушкиной (Гончаровой).

Амедео Модильяни "Анна Ахматова" (1911)

23 июня исполняется 125 лет со дня рождения Анны Ахматовой

Ахматова говорила о себе: «Я – как петербургская тумба». Это значит – вросшая в землю этого города, слившаяся с ним. Действительно, царственный образ Ахматовой нельзя представить себе в отрыве от образа Петербурга-Петрограда-Ленинграда. И все-таки большое место в ее жизни занимала и Москва. В частности, здесь состоялась ее единственная встреча с Мариной Цветаевой.

Фото: Olga Della-Vos-Kardovskaya

Это на портретах в школьных кабинетах литературы Пушкин висит с Лермонтовым голова к голове, Толстой мирно соседствует с Достоевским. В реальности многие классики, чьи имена произносятся через запятую, никогда не встречались. Лермонтов не успел увидеть своего кумира Пушкина воочию, а Достоевский и Толстой, не любившие друг друга, встретиться ни разу не захотели. Вполне могли разминуться во времени и две крупнейших женщины-поэта (обе не любили слово «поэтесса») ХХ века.

Марина Цветаева

Цветаева и Ахматова испытывали друг к другу интерес, но со стороны Марины Ивановны он был явно сильнее. Цветаева полюбила стихи Ахматовой еще в 1912 году, прочитав сборник «Вечер». Посвящала ей стихи (цикл «К Ахматовой» 1916 года), забрасывала ее эмоциональными посланиями, а та отвечала сдержанно, ссылаясь на «аграфию» - утрату способности к письму. До 1922 года так и не успели встретиться (все-таки одна в Москве, другая – в северной столице), а потом Цветаева уехала в эмиграцию и на родину вернулась лишь через 17 лет, в 1939 году.

Осенью 1940 года Цветаева прочла новый сборник Ахматовой «Из шести книг» и оказалась поражена, не почувствовав никакого роста любимой поэтессы, никакой духовной эволюции: «старо, слабо. Часто (плохая и верная примета) совсем слабые концы, сходящие (и сводящие) на нет... (…) Но что она делала: с 1914 г. по 1940 г.? Внутри себя, Эта книга и есть «непоправимо-белая страница»...» Цветаевой показалось, что ее былая любовь к поэзии Ахматовой была ошибкой, наваждением: «Просто был 1916 год, а у меня было безмерное сердце, и была Александровская слобода, и была малина и была книжка Ахматовой... Была сначала любовь, потом - стихи…» Странно, что Цветаева не догадалась, что в условиях советской цензуры поэт может печатать далеко не все, что хотел бы…

Поэты Николай Степанович Гумилев (слева), Анна Андреевна Ахматова (справа) и их сын Лев

«Страшно подумать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы она осталась жива, а я бы умерла 31 августа 41 г. Это была бы «благоуханная легенда», как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-летней любви, которая оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно», - писала Ахматова в 1959 году. Об их единственной встрече, продолжавшейся два дня – 7 и 8 июня 1941 года – известно очень мало. Цветаева ничего рассказать об этом не успела. Ахматова тоже особенно не распространялась. Подробности остались только в воспоминаниях знакомых и квартирных хозяев.

В начале июня 1941 года Ахматова приехала в Москву, хлопотать за своего арестованного сына, Льва Гумилева. Остановилась, как всегда, у своего друга Виктора Ардова, на Большой Ордынке, 17, кв. 13, в маленькой комнатке на втором этаже, прозванной «шкафом». Узнав, что Цветаева хочет ее видеть, поэтесса позвонила и сказала два слова: «Говорит Ахматова». «Я вас слушаю», - спокойно ответила Цветаева. Ахматова пригласила ее на Ордынку. Разговор прошел наедине. «О самой встрече Ахматова сказала только: «Она приехала и сидела семь часов». Так говорят о незваном и неинтересном госте», - вспоминала Лидия Чуковская. Содержание беседы навеки осталось тайной. Писательница Ольга Новикова в повести «Безумствую любя» (2005) предприняла попытку художественно домыслить его. Ахматова спросила, есть ли у Цветаевой известия о судьбе арестованных мужа и дочери, и Цветаева сразу стала рассказывать, как посылает передачи Сергею и Ариадне.

«Анна встала с дивана, подошла к Марине, со спины обхватила за плечи, подняла ее, послушную, и повлекла за собой.

В узкой маленькой каморке с высоким потолком они, не заметив, просидели несколько часов. Анна с поджатыми ногами на кровати, Марина - на стоящем впритык стуле.

Близость...

В такой тесноте либо искрит - тогда двое отлетают друг от друга в разные стороны, - либо притягивает.

Сначала обе молчали. Застыли возле океана тишины - тихого океана, - и каждая опасалась ступить в него босой, оголенной душой: вдруг обожжет...

Первый шаг сделала Анна…».

Фото: Еврейский музей и центр толерантности

Ахматова, по версии Ольги Новиковой, прочитала вслух посвященное ей стихотворение Цветаевой 1916 года «О, Муза плача, прекраснейшая из муз!..», Цветаева потом – свою «Поэму воздуха», а Ахматова – вторую главу своей «Поэмы без героя».

Цветаева – это уже не фантазия, а свидетельство Ахматовой из ее дневниковых воспоминаний 1959 года – язвительно отозвалась: « Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать об Арлекинах, Коломбинах и Пьеро». Образы показались ей несвоевременными, пришедшими из рафинированной культуры Серебряного века. Но и Ахматовой не понравилась «Поэма воздуха» . В дневниковой записи 1959 года она отзывается о ней так: « Марина ушла в заумь… Ей стало тесно в рамках Поэзии… Ей было мало одной стихии, и она удалилась в другую или в другие». «В поэме Ахматовой Цветаева не вычитала трагичности времени, трагичности бега времени. В поэме Цветаевой Ахматова не восприняла трагичности бытия поэта в мире. Так произошла эта невстреча, - в быту. А в бытии - столкновение двух начал: аполлонического и дионисийского…», - пишет биограф Цветаевой Анна Саакянц.

На следующий день великие женщины встретились снова, но уже не у Ардова, а в Александровском переулке, д. 43, кв. 4, у друга Ахматовой Николая Харджиева. Хозяин потом вспоминал:

« Цветаева говорила почти беспрерывно. Она часто вставала со стула и умудрилась легко и свободно ходить по моей восьмиметровой комнатенке. Меня удивлял ее голос: смесь гордости и горечи, своеволия и нетерпимости. Слова «падали» стремительно и беспощадно, как нож гильотины. Она говорила о Пастернаке, с которым не встречалась полтора года (…), снова о Хлебникове (…), о западноевропейских фильмах (…). Говорила о живописи, восхищалась замечательной «Книгой о художниках» Кареля ван Мандера (1604), изданной в русском переводе в 1940 году.

Эту книгу советую прочесть всем, - почти строго сказала Марина Ивановна.

Анна Андреевна была молчалива. Я подумал: до чего чужды они друг другу, чужды и несовместимы. Когда Цветаева, сопровождаемая Т.Грицем, ушла, Ахматова сказала: - В сравнении с ней я телка».

Что она имела в виду? Может, свою внешнюю безмятежность, спокойствие, величавость, особенно заметные на фоне экзальтированной и эмоциональной Цветаевой?

Еще известно, что в один из этих дней Ахматова и Цветаева вместе сходили в театр. «Человек, стоявший против двери (но, как всегда, спиной), медленно пошел за нами, - вспоминала Ахматова в 1963 году. – Я подумала: «За мной или за ней?»».

Цветаева так и не узнала, что Ахматова еще 16 марта 1940 года написала стихотворение «Поздний ответ».

Невидимка, двойник, пересмешник.
Что ты прячешься в черных кустах.
То забьешься в дырявый скворечник,
То мелькнешь на погибших крестах.
То кричишь из Маринкиной башни:
«Я сегодня вернулась домой.
Полюбуйтесь, родимые пашни,
Что за это случилось со мной.
Поглотила любимых пучина,
И разрушен родительский дом».
Мы с тобою сегодня, Марина,
По столице полночной идем,
А за нами таких миллионы,
И безмолвнее шествия нет,
А вокруг погребальные звоны,
Да московские дикие стоны
Вьюги, наш заметающей след.

Анна Андреевна не прочла ей его при встрече. « А теперь жалею, - говорила она в 1956 году Лидии Чуковской.- Она столько стихов посвятила мне. Это был бы ответ, хоть и через десятилетия. Но я не решилась из-за страшной строки о любимых». Действительно, строка «поглотила любимых пучина» только обострила бы у Цветаевой боль и страх за ее арестованных близких.

Через две недели после встречи Ахматовой и Цветаевой началась Великая Отечественная война. А через два с небольшим месяца Цветаева покончила с собой в эвакуации. Ахматова пережила ее на 25 лет. В поздние годы она вспоминала о ней мало и равнодушно и не раскаивалась в своей холодности при встрече. Но в стихотворении 1961 года Цветаева входит в своеобразный квартет великих поэтов, который образуют Мандельштам, Пастернак и она сама:

Все мы немного у жизни в гостях,

Жить - этот только привычка.

Чудится мне на воздушных путях

Двух? А еще у восточной стены,

В зарослях крепкой малины,

Темная, свежая ветвь бузины…

Это - письмо от Марины.

А. Ахматова и М. Цветаева - два поэтических голоса своей эпохи

Не отстать тебе. Я - острожник.

Ты конвойный. Судьба одна.

И одна в пустоте подорожней

Подорожная нам дана.

М. Цветаева «Ахматовой»

Анна Ахматова и Марина Цветаева - два ярких имени в русской поэзии. Им довелось не только жить в одно и то же время - время крушения старого мира, но и быть поэтическим голосом своей сложной эпохи.

Обе поэтессы начали рано писать стихи. Марина - в шесть лет, а Анна - в одиннадцать, но каждой из них выпала своя трагическая судьба, каждая искала в поэзии свой собственный путь. Цветаева познакомилась с творчеством Ахматовой в 1915 году и сразу же написала стихотворение, обращенное к ней. Цветаева долгое время сохраняла к Ахматовой восторженное отношение, о чем свидетельствуют письма и дневники Марины Ивановны. Она посвятила Анне Андреевне небольшой цикл стихов, в котором выразила свое преклонение перед ней:

И я дарю тебе свой колокольный град,
Ахматова! - и сердце свое в придачу.

Цветаева обращается к Ахматовой на «ты», хотя между ними не было личного общения, и горделиво утверждает:

Мы коронованы тем, что одну с тобой
Мы землю топчем, что небо над нами - то же!

Этим «мы» Цветаева старается показать, что она тоже обладает поэтическим даром и стоит рядом с прославленной поэтессой.

Ахматова благосклонно принимала поклонение Цветаевой, но никогда особенно не ценила ее творчество. Цветаева же в конце жизни резко изменила свое отношение к Ахматовой, заявив, что все, написанное ею, особенно в последние годы, очень слабо.

Единственная встреча двух поэтесс состоялась в Москве в июне 1941 года и, нужно думать, не привела к взаимопониманию - слишком уж различны по своим творческим устремлениям и характеру были эти женщины. Действительно, Марина Цветаева считала, что поэт должен быть погружен в себя и отстранен от реальной жизни. По собственному определению, она была «чистым лириком» и поэтому самодостаточна и эгоцентрична. Несмотря на это, эгоцентризм Цветаевой не был эгоизмом, он выражался в непохожести поэтессы на других, нетворческих людей. Именно поэтому мы часто встречаем в стихотворениях Цветаевой противопоставление «я» и «они»:

Ахматова же, на первый взгляд, была более приближена к реальной жизни. Встав в начале творческого пути под знамя акмеизма, она стремилась в своих стихах к предметной детализации. Все звучащие и красочные подробности входили в ее стихи, наполняя их живой силой жизни:

Жарко веет ветер душный,
Солнце руки обожгло.
Надо мною свод воздушный,
Словно синее стекло.

Ахматовский стих произрастал из непосредственных жизненных впечатлений, хотя эти впечатления и ограничивались, особенно в раннем творчестве, заботами и интересами «своего круга».

И Ахматова, и Цветаева много писали о любви. Любовь в их творчестве предстает чувством драматическим, а порой и трагическим:

Брошена! Придуманное слово –
Разве я цветок или письмо?
А глаза уже глядят сурово
В потемневшее трюмо.

У Ахматовой стихи о любви - это маленькие рассказы, не имеющие ни начала, ни конца, но все же сюжетные, как, например, «Вечером», «Сжала руки под темной вуалью…» и другие. Удивительное мастерство позволяло поэтессе с помощью одной, казалось бы, незначительной детали создать определенное настроение и передать чувства героини:

Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.

Вот она - незначительная деталь - неправильно надетая перчатка - и перед нами нарисован образ растерянной и подавленной женщины. Мы понимаем, что ее бросил любимый, и жизнь для нее вот-вот рухнет.

У Цветаевой сюжетности в любовных стихах практически нет, но она тоже пишет о любви не в момент счастья, а в напряженный, драматический момент:

Хоть на алтын полюби - приму!
Друг равнодушный! - так странно слушать
Черную полночь в чужом дому!

Ахматова долгое время считалась поэтом одной темы - любовной, за что ее неоднократно упрекали. К теме России она начинает чаще обращаться уже в позднем творчестве, но эта тема, в сущности, является все той же темой любви - любви к своей стране.

Цветаева несколько лет прожила в эмиграции. Ахматова никогда не уезжала надолго. Однако обе поэтессы не принимали и не понимали революцию. Ахматова стремилась в своих стихах уйти от политики в мир человеческих чувств и отношений, а Цветаева обращалась к далекому прошлому, которое она идеализировала и романтизировала. В ее творчестве слышится тоска по героическим натурам, по идеалам рыцарства, поэтому частыми образами ее произведений становятся меч, плащ и шпага. На страницах ее стихотворений мы встречаемся с яркими личностями прошлого: Казановой, Дон Жуаном, Наполеоном, Лжедмитрием и, конечно, прекрасной Мариной Мнишек. Кроме того, что Мнишек была полячкой (а Цветаева тоже имела частичку польской крови), она, безусловно, привлекала Цветаеву еще и тем, что носила ее имя. Поэтесса очень любила свое имя и видела в нем особый смысл. Как известно, Марина - это перевод на латинский язык одного из эпитетов богини любви и красоты Афродиты. «Пелагос» (по-латыни - «Марина») означает «морская». Цветаева неоднократно раскрывала в стихах поэтический смысл своего имени, и в нем тоже видела свою непохожесть на других:

Кто создан из камня, кто создан из глины, -
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена, мне имя Марина,
Я - бренная пена морская.

Море для Цветаевой - это символ творчества. Оно такое же глубокое и неисчерпаемое. Значит, человек, носящий имя Марина, - особый человек, художник.

Ахматова также любила свое имя и считала себя достойной особого предназначения. Она видела в нем некую божественность и царственность:

В то время я гостила на земле.
Мне дали имя при крещенье - Анна,
Сладчайшее для губ людских и слуха.

Один из своих сборников Ахматова даже назвала «Anno domini». Латинское выражение, означающее «в лето господне», явно привлекало поэтессу созвучностью с ее именем Анна.

И Ахматова, и Цветаева немало обогатили русскую поэзию. Ахматова продолжала и развивала традиции русской психологической прозы, являясь в этом смысле прямым наследником Достоевского, Толстого, Гаршина. Главным достоинством ее стиха была строго обдуманная локализованная деталь, несущая порой весь замысел. Достаточно вспомнить образ красного тюльпана в стихотворении «Не любишь, не хочешь смотреть…» Ахматова, умея очень тонко пользоваться словом, ввела в поэзию детали из обыденного мира, бытовые интерьеры, прозаизмы, которые помогали ей создавать образы, а главное - открывали внутреннюю связь между внешней средой и потаенной жизнью сердца.

Сила стихов Цветаевой не в зрительных образах, а в завораживающем потоке все время меняющихся, глубоких ритмов. То торжественно-приподнятые, то разговорно-бытовые, то песенно-распевные, то иронически-насмешливые, они в своем богатстве передают гибкость ее интонационного строя, находятся в зависимости от ритма ее переживаний. И если Ахматова тонко чувствует русское слово, то Цветаева идет еще глубже - она способна воспринимать язык на уровне морфемы. Классическим примером в этом отношении может служить стихотворение, посвященное Борису Пастернаку:

Рас-стояния: версты, мили…
Нас рас-ставили, рас-садили.

Приставка «рас» в этом стихотворении имеет особое значение. Именно умелое использование ее помогает поэтессе передать чувство разлуки, разъединенности.

Ахматова и Цветаева - самобытные поэтессы и очень разные, но между ними немало внутреннего сходства. Они обе были именно русскими поэтессами и безгранично любили Россию. В их творчестве и судьбе отразился сложный путь русской интеллигенции, которой пришлось жить в эпоху революционных бурь и глобальных перемен.