Своеобразие частей речи в разных языках. Из истории изучения частей речи в русском языкознании
Среди множества высказываний о происхождении языка можно выделить две основные группы: 1) теории биологические, 2) теории социальные.
Биологические теории объясняют происхождение языка эволюцией человеческого организма – органов чувств, речевого аппарата и мозга. В рамках этих теорий возникновение языка рассматривается как результат длительного развития природы. Разовое (божественное) происхождение языка в них отвергается. Среди биологических теорий наиболее известны две – звукоподражательная и междометная.
Социальные теории происхождения языка объясняют его появление общественными потребностями, возникшими в труде и в результате развития сознания человека. К социальным теориям относятся теория социального договора, рабочая теория, марксистское учение о появлении языка у человека.
Звукоподражательная теории. Звукоподражательная теория объясняет происхождение языка эволюцией органов слуха, воспринимающих крики животных (особенно домашних). Язык возник, по этой теории, как подражание животным (ржанию коней, блеянию овец) или как выражение впечатления о называемом предмете. Лейбниц, например, объясняя происхождение слов, считал, что в латинском языке мёд назван словом met , потому что оно приятно ласкает слух, немецкие слова leben (жить) и lieben (любить) указывают на мягкость, a Lauf (бег), Lowe (лев) – на быстроту. Сторонником этой теории был Гумбольдт.
Звукоподражательная теория основывается на двух предположениях: 1) первые слова были звукоподражаниями, 2) в слове звучание символично, значение отражает природу вещей.
Действительно, в языках имеются звукоподражательные слова и запреты на слова в результате отождествления звучания слова и его значения. Однако звукоподражательных слов в языке всё-таки мало и, главное, они различны в разных языках, причем в языках примитивных их не больше, чем в языках развитых. Это можно объяснить только при условии, если признать, что звукоподражательные слова есть результат развития языка.
Звукоподражательные слова имеют звуки и формы, уже существующие в языке. Вот почему утка для русского кричит кря-кря (крякает), для англичанина квак-квак (quack ), для француза кан-кан (сапсапе r ), а для датчанина pan - pan (rapper ). Различны и подзывные слова, с которыми обращается человек к домашнему животному, например свинье, утке, гусю.
(Отступление о фоносемантических исследованиях.)
Междометная теория. Междометная (или рефлексная) теория объясняет происхождение языка теми переживаниями, которые испытывает человек. Первые слова, по этой теории, – непроизвольные выкрики, междометия, рефлексы. Они эмоционально выражали боль или радость, страх или голод. В ходе дальнейшего развития выкрики приобретали символическое значение, обязательное для всех членов данного сообщества. Сторонниками рефлексной теории были Штейталь (1823-1899), Дарвин, Потебня.
Если в звукоподражательной теории толчком был внешний мир (звуки животных), то междометная теория стимулом для появления слов считала внутренний мир живого существа, его эмоции. Общим для обеих теорий является признание наряду со звуковым языком наличия языка жестов, который выражал более рациональные понятия.
Звукоподражательные и междометные теории во главу угла ставят изучение происхождения механизма говорения, в основном в психофизиологическом плане. Игнорирование социального фактора в этих теориях привело к скептическому отношению к ним: звукоподражательную теорию стали в шутку называть «теорией гав-гав», а междометную - «теорией тфу-тфу». И действительно, в этих теориях биологическая сторона вопроса преувеличивается, происхождение языка рассматривается исключительно в плане происхождения речи. Не учитывается с должным вниманием тот факт, что возникают человек и человеческое общество, существенно отличные от животного и его стада.
Теория социального договора. Уже Диодор Сицилийский писал: «Первоначально люди жили, говорят, неустроенной и сходной со зверьми жизнью, выходили вразброд на пастбища и питались вкусной травой и древесными плодами. При нападении зверей нужда научила их помогать друг другу, и, собираясь вместе от страха, они начали постепенно друг друга узнавать. Голос их был еще бессмысленным и нечленораздельным, но постепенно они перешли к членораздельным словам и, установив друг с другом символы для каждой вещи, создали понятное для них самих изъяснение относительно всего».
В данном отрывке изложена теория социального договора: язык рассматривается как сознательное изобретение и творение людей. В XVIII в. она была поддержана Ж. дю Белле и Э.Б. де Кондильяком, АСмитом и Ж-Ж.Руссо. У Руссо теория социального договора связана с делением жизни человечества на два периода – природного и цивилизованного.
В первый период человек был частью природы и язык происходил от чувств, страсти (passion). «Язык первых людей, – писал Руссо, – был не языком геометров, как обычно думают, а языком поэтов», так как «страсти вызвали первые звуки голоса». Звуки служили первоначально символами предметов, действующих на слух; предметы, воспринимаемые зрением, изображались жестами. Однако это было неудобно, и они стали заменяться звуками-предложениями; увеличение количества издаваемых звуков вело к совершенствованию органов речи. «Первые языки» были богаты синонимами, необходимыми для выражения «богатств души» природного человека. С возникновением собственности и государства возникла социальная договоренность, рациональное поведение людей, слова стали употребляться в более общем смысле. Язык из богатого и эмоционального стал «сухим, рассудочным и методическим». Историческое развитие языка рассматривается как падение, регресс.
Несомненно, что осознание языка проходило постепенно, но представление о том, будто разум управлял людьми, которые сознательно изобрели язык, вряд ли является достоверным. «Человек, – писал В. Г. Белинский, – владел словом прежде, нежели узнал, что он владеет словом; точно так же дитя говорит правильно грамматически, еще и не зная грамматики».
Рабочая теория. В конце 70-х годов прошлого столетия немецкий философ Л.Нуаре выдвинул рабочую теорию происхождения языка, или теорию трудовых выкриков. Эту теорию поддержал К.Бюхер. Л.Нуаре справедливо подчеркнул, что «мышление и действие были первоначально неразрывны», так как прежде чем люди научились изготовлять орудия труда, они в течение продолжительного времени испробовали на разных объектах действие различных естественных предметов.
При совместной работе выкрики и возгласы облегчают и организуют трудовую деятельность. Когда женщины прядут, а солдаты маршируют, они «любят сопровождать свою работу более или менее ритмическими возгласами». Эти выкрики, вначале непроизвольные, постепенно превратились в символы трудовых процессов. Первоначальный язык был набором глагольных корней.
Теория трудовых выкриков, по сути, оказывается вариантом междометной теории. Трудовое действие рассматривается как параллельное звуковому языку – выкрикам, причем язык может и не сопровождать трудовое действие. При таком подходе работа, музыка и поэзия признаются равнозначными.
Г.В.Плеханов, рассматривая книгу К.Бюхера «Работа и ритм», подвергает критике такой дуализм, считая тезис «мнения правят миром» неправильным, поскольку «человеческий разум не мог быть демиургом истории, потому что он сам является ее продуктом». «Основная причина общественно-исторического процесса есть развитие производительных сил». Язык выступает как условие и орудие, причина и следствие общественности. Естественно, что человек возникает не сразу, а путем длительной эволюции природы, как это показал Ч.Дарвин. Было такое время, когда в жизни человекоподобных предков орудия играли такую же ничтожную роль, какую играет ветка в жизни слона. Однако как только человек становится общественным, развитие возникших отношений «совершается по своим собственным внутренним законам, действие которых ускоряет или замедляет развитие производительных сил, обусловливающее историческое движение человечества».
Марксистское представление о происхождении языка.
В происхождении языка играли роль как биологические (естественно-исторические), так и социальные (общественно-исторические) предпосылки.
К числу первых мы должны будем отнести разделение функций передних и задних конечностей наших предков, высокоразвитых человекообразных обезьян, освобождение руки для труда и связанное с этим усвоение прямой походки; к биологическим факторам нужно отнести и высокое развитие у наших предков головного мозга, и использование ими некоторого «набора» нечленораздельных звуковых сигналов, послуживших физиологической базой звуковой речи людей.
Около миллиона лет тому назад, в конце третичного периода кайнозойской (новой) эры, в определённых местах Земли жили стадами высокоразвитые обезьяны, получившие в науке название австралопитеков (или близкие им). Эти обезьяны, как можно судить по их ископаемым останкам, передвигались по земле (а не лазали по деревьям), а их передние конечности служили для хватания различных предметов. У них была укороченная челюсть, свидетельствующая об усилении возможностей образования звуков, большой мозг, говорящий об усложнении его деятельности, и другие признаки, которые позволяют ученым рассматривать австралопитека как высшее животное, стоящее накануне превращения в человека.
У австралопитеков можно предполагать лишь зачатки таких движений руки, которые впоследствии приведут к трудовым операциям. Австралопитек не изготовлял орудий труда, а применял готовые предметы в качестве орудий своей работы. Но как бы там ни было, начался великий процесс освобождения руки для трудовых действий.
К началу четвертичного периода кайнозойской эры ученые относят существование обезьянолюдей (питекантропов, синантропов и им подобных). Изучение их ископаемых останков позволяет говорить о том, что они умели изготовлять орудия труда и усвоили прямую походку (последние археологические данные, полученные в процессе раскопок в Африке, позволяют высказать гипотезу о ещё более раннем, чем здесь указано, формировании обезьянолюдей и их примитивного еще языка).
Несколько позже питекантропов и синантропов жили неандертальцы, предшественники современных людей. Питекантропы, синантропы, неандертальцы – это первобытные люди, жившие стадами, умевшие изготовлять примитивные орудия труда (из камня, кости и дерева) и начавшие осознавать окружавший их мир, а значит, и те звуковые сигналы, которые они постепенно усовершенствовали, получив их от своих предков. Эти звуковые сигналы не были еще в нашем понимании словами, они не получили еще ни строгой членораздельности, ни достаточного осмысления. Но все же постепенно и мучительно долго формировавшаяся мысль начинала отрываться от конкретного восприятия предмета и связываться со звуковым сигналом, начинала опираться на него и тем самым получала возможность обобщать многие однородные по каким-то признакам предметы. Вместе с тем вызревало и осознание целей и возможных результатов применения звуковых сигналов; одним словом, в процессе жизни, в связи с усложнившимся трудовым воздействием человека на окружавший его мир животных и растений, формировались две могучие силы человеческого коллектива – язык и мысль.
В конце каменного века (неолита) жили кроманьонцы, люди современного типа (Homo sapiens – человек разумный), отдалённые от нас небольшим (в масштабах геологического времени) сроком – около 40 – 50 тысяч лет. Изучение их ископаемых останков говорит о многом. Эти люди были членами первобытнообщинного строя со сложными трудовыми, общественными и семейными отношениями. Они обладали хорошо развитым мозгом, членораздельной речью, понятийным, абстрактным мышлением.
Таким образом, прошли сотни тысяч лет, прежде чем из зачаточных нечленораздельных звуков наших предков выработались речевые сигналы человека.
Для появления языка потребовалось влияние двух важнейших естественноисторических (биологических) факторов.
Первый биологический фактор – освобождение передних конечностей обезьяны для работы и выпрямление походки – необходим был в развитии языка потому, что без него невозможен был переход к труду, который и начался с изготовления орудий воздействия на природу.
Указав на то, что под влиянием образа жизни обезьяны начали отвыкать от помощи рук при ходьбе и стали усваивать всё более и более прямую походку, Энгельс говорит: «Этим был сделан решающий шаг для перехода от обезьяны к человеку».
Второй биологический фактор развития языка – наличие звуковых сигналов у обезьян – предков людей. Изучение современных высокоразвитых обезьян показало, что они пользуются определёнными «наборами» (доходящими до двух и более десятков) неотдифференцированных звуков, которые применяют в качестве непроизвольных сигналов своих эмоциональных состояний. О чувствах радости, голода, вражды, влечения, боли, страха, удовольствия и других обезьяна сигнализирует более или менее устойчиво определенным звуком или их нечленораздельным слиянием. Причем, как правило, эти звуки применяются тогда, когда обезьяна находится вместе с другими обезьянами. Установлено, что наряду со звуками обезьяны применяют и указательные сигналы, жесты, непроизвольно передавая ими свои внутренние состояния.
Естественно предположение о том, что наши далекие предки, сходные с австралопитеками, более развитые, чем современные человекоподобные обезьяны, обладали бóльшим запасом звуковых сигналов и более «осмысленно» их применяли.
Эти звуковые сигналы предков и были использованы формировавшимися людьми для постепенного «устроения» своего языка. Звуковые сигналы постепенно были осмыслены и превратились в первые единицы общения членов человеческого коллектива, т. е. в элементы речи. Другого «строительного материала», из которого можно было бы «изготовить» первые слова-высказывания, в распоряжении наших предков не было.
Видя необычно большую роль освобождения руки и звуковых сигналов обезьян в возникновении языка, марксисты утверждают, что решающее значение в этом принадлежит труду и коллективу, обществу. По мнению Энгельса, «развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности, и стало ясней сознание пользы этой совместной деятельности для каждого отдельного члена. Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них появилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции для всё более развитой модуляции, а органы рта постепенно научались произносить один членораздельный звук за другим».
Сами по себе биологические предпосылки человеческой речи ее создать не могли, потому что помимо них нужен был могучий толчок, способный вызвать ее к жизни, и этим толчком оказался труд и непрерывно рождаемая им потребность в общении. Но труд с самого своего возникновения и доныне – это труд в коллективе, в обществе и для общества. Он требует согласования рабочих усилий многих людей, требует организации и распределения их обязанностей, т. е. он-то и требует прежде всего обмена мыслями, общения с помощью языка. Добывание огня, охота на слона, ловля рыбы в древности или производство синтетического волокна и электронных приборов в наше время одинаково нуждаются в согласовании и организации трудовых усилий многих членов коллектива.
Однако не нужно представлять себе дело так, что между возникновением труда, языка и мышления лежали какие-то периоды времени. Труд, язык и мысль формировались одновременно, в единстве и взаимодействии друг с другом, в единстве и взаимодействии они развиваются до сих пор. Ведущей силой этого триединства был и остаётся труд. Развитие орудий труда, обогащение трудовых навыков, расширение сферы приложения трудовых усилий человека – всё это заставляло интенсивнее работать человеческую мысль, совершенствовало сознание человека. Но усиление деятельности мысли, совершенствование сознания вело вперёд язык, обогащало и уточняло систему его значений, оказывало влияние и на совокупность его формальных элементов.
Развитие, совершенствование мысли и речи оказывало обратное воздействие на труд, делало его более действенным и точным, вело к созданию новых орудий труда, к открытию новых материалов, к изменению сферы приложения трудовых усилий. Но развитие труда вновь влияло на мысль и речь. Таким образом, осуществляется десятки и сотни тысяч лет взаимостимулирующее влияние друг на друга труда, мысли и языка. Такова картина возникновения языка, принятая марксистской наукой (большую роль в обосновании марксистских взглядов на возникновение языка сыграла работа Ф. Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека»).
(Отступление по поводу вопроса: Могут ли современные обезьяны превратиться в людей? Законы теории стаи.)
1. История вопроса о частях речи. Критерии установления частей речи.
2. Принципы выделения частей речи
3. Части речи в языках мира
Вопрос о частях речи занимает умы ученых с древнейших времен. Исследованиями в этой области занимались еще Аристотель, Платон, Панини и др.
Наиболее общими и необходимыми категориями в грамматике каждого языка являются части речи. С выяснения вопроса о частях речи начинается грамматическое описание любого языка. Говоря о частях речи, имеют в виду грамматическую группировку лексических единиц языка, т.е. выделение в лексике языка определенных групп или разрядов, характеризуемых теми или иными признаками. Но на каком основании выделяют группировки слов, называемые частями речи? Или иначе – на чем основано традиционное распределение слов по частям речи?
Проблема, касающаяся сущности частей речи и принципов их выделения в различных языках мира, - одна из наиболее дискуссионных проблем общего языкознания. Высказывания по вопросу о том, на чем основано распределение слов по частям речи, многочисленны, разнообразны, но очень часто не ясны и противоречивы.
Выделяются отдельные части речи на основании присущего словам, относимым к данной группировке слов, одного ведущего признака, или они выделяются на основании совокупности разнообразных признаков, из которых не один нельзя назвать ведущим? Если верно первое, то что является ведущим признаком? Лексическое значение слова? Заключенная в нем логическая категория (объект, субъект, предикат)? Его связь с грамматической категорией? Его морфологическая природа? Его синтаксическая функция? и т.д. Выделяются ли части речи на одном или на разных основаниях?
Познания в области природы слова, в частности его грамматической природы, еще недостаточно глубоки для того, чтобы можно было построить грамматическую классификацию слов в научном смысле этого слова, и постепенно возникшее и закрепившееся в традиции распределение слов по частям речи – еще не классификация, а только констатация того, что среди слов есть группировки, объединенные теми или другими общими и более или менее существенными, но не всегда ясными признаками.
В определении сущности частей речи есть еще одна проблема. Это проблема универсальной природы частей речи, т.е. во всех ли языках выделяются части речи, одинаков ли набор частей речи во всех языках.
Традиция формирования концепции частей речи в разных языках мира насчитывает многовековую историю. Принципы выделения частей речи – одна из наиболее дискуссионных проблем общего языкознания.
Начиная с первых известных грамматик и даже раньше, ещё задолго до того, как возникло языкознание как специальная научная дисциплина, классификации слов носили скорее логико-семантический и философский, чем грамматический характер. В связи с бурным развитием в Древней Греции философии и риторики у учёных возник интерес к различным сторонам языка, в частности к вопросу о характере связи между словом и обозначаемым им предметом. Первоначально стали различать два класса слов. Так, Платон в V-IV вв. до н.э. вычленил в своих философских диалогах такие компоненты, как субъект и предикат, ассоциирующиеся с именем и глаголом.
Чуть позже античные учёные (а индийские – почти одновременно с Платоном) стали различать четыре специфических по своей семантике разряда. Индийская лингвистика развивалась по совершенно особому пути, далеко не всегда сходному с европейскими, во многом предвосхищая лингвистические идеи, которые стали разрабатываться в европейской лингвистике лишь в наше время. Но и у древних индийцев выделялись классы, разряды слов. Так, в V-IVвв. до н.э. древнеиндийские грамматики Яска (применительно к чтению и толкованию сакральных текстов) и Пáнини (применительно к нормам санскрита) выделяли четыре класса слов: 1) имя, 2) глагол, 3) префикс-предлог, 4) союзы и частицы. Грамматика Панини состоит из множества кратких стихотворных правил (сутр) и очень не похожа на европейские грамматики с их таблицами парадигм. Использовано понятие «части речи» и в развивавшейся позже, в конце первого тысячелетия нашей эры, арабской грамматике, испытавшей на себе влияние греческой и индийской грамматических систем.
Аристотель в IV веке до н.э. различал такие «части словесного изложения», как имя, глагол, член, союз (или связка), правда, причисляя к ним на равных правах также отдельные звуки, слог и «падеж», т.е. форму имени и глагола, отличную от исходной. Все разряды слов Аристотель разделял на «значащие» (имя и глагол) – и «незначащие» (все остальные).
Учение о частях речи в Древней Греции было продолжено стоиками (III-I вв. до н.э.), которые выделили пять частей речи: 1) имя собственное, 2) имя нарицательное, 3) глагол, 4) союз (собственно союз и предлог), 5) член (местоимение и артикль). Достижением стоиков, утраченным после прекращения их традиции, следует считать различение в имени «имени» в собственном смысле, имени индивида, и общего, или нарицательного, имени, вполне соответствующее современным логическим представления. 
Дальнейшие наблюдения над лексикой позволили позже дифференцировать уже восемь классов слов. Впервые это сделали представители александрийской школы филологи Аристарх Самофракийский и его ученик Дионисий Фракийский (II-I вв. до н.э.), которые, основываясь на морфологических и синтаксических признаках слов, выделили в «Грамматике» такие «partes orationis»: 1) имя, 2) глагол, 3) причастие, 4) член (артикль), 5) местоимение, 6) предлог, 7) наречие и 8) союз. Аполлоний Дискол (II в. до н.э.) установил иерархию частей речи и определил их свойства и функции. Таким образом, у александрийских учёных грамматические свойства слов заняли полноправное место при классификации частей речи.
Дионисий Фракийский, полемизируя со стоиками, отказывается от резкого разделения имён на собственные и общие (нарицательные) и рассматривает и те и другие, пользуясь термином Аристотеля, как сущности; собственное имя у него есть обозначение «особой сущности», а общее имя – обозначение «общей сущности». В этом заключается разрыв с традициями стоиков и оформление философии имени как «философии сущности». 
В I веке до н.э. римская грамматика Варрона для деления слов на классы использовала формальный критерий – наличие или отсутствие у слов форм падежа или времени. Таким образом, имя (существительное, прилагательное, числительное, местоимение) – это слово, которое имеет падеж и не имеет времени, глагол – слово, которое имеет время и не имеет падежа, причастие имеет и то и другое, а наречие не имеет ни того, ни другого. 
В середине I века н.э. в «Грамматическом руководстве» Палемона впервые было выделено междометие как самостоятельная часть речи и исключён отсутствующий в латинском языке артикль.
В средневековой Европе была сохранена грамматическая модель поздней античности, представленная в трудах Проба и Доната (IV век н.э.) и в «Курсе грамматики» Присциана (VI век), к которой Пётр Гелийский в середине XII века дал комментарий, ставший существенным вкладом в грамматическую теорию. Не исключено, что именно Петром Гелийским было впервые осуществлено разграничение имён на существительные и прилагательные.
В середине XVII века в знаменитой школе аббатства Пор-Рояль французский философ и филолог А. Арно подготовил совместно с П. Николем учебник логики (известный позже как «Логика Пор-Рояля»), а вместе с К. Лансло «Grammaire Générale et Raisonnée», которую принято называть «Грамматикой Пор-Рояля». Концепции обеих книг исходили из принципов рационализма (направления в гносеологии, противоположного эмпиризму). Философские взгляды Арно, Лансло и Николя были близки к учению Р. Картезия-Декарта. Это учение признавало единственным критерием истинности только логическую правильность умозрительных построений, приводящих к этой истине, а не проверку её наблюдением и опытом. Схоластически описанные латинские категории (число, падеж, лицо и др.) воспринимались как «естественные», «логические», соответствующие незыблемым и единым (всеобщим) законам разума. Ars grammatica понималось у Арно и Лансло как искусство правильно «выражать свои мысли посредством знаков, которые люди изобрели в этих целях» (здесь обнаруживалось прямое продолжение античных концепций и средневекового учения номиналистов). В «Грамматике Пор-Рояля», которая по своим установкам и методам была фактически философским введением в изучение логики языков, впервые излагалось учение о членах предложения отдельно от учения о частях речи. Но само предложение понималось как выражение при помощи слов логического суждения (законы которого едины для всех языков). Такой априорный подход казался удобным при преподавании. К грамматикам подобного рода приспосабливалось школьное обучение, и можно сказать, что во многих странах до сих пор в школьной практике эти рационалистические традиции господствуют. 
В целом система частей речи, выделенная на материале древнегреческого и латинского языков, была принята позже и в славянских грамматиках. Восемь частей речи (до XIX века использовался термин «часть слова») сохраняются и в грамматиках Лаврентия Зизания (1596 г.), и Мелетия Смотрицкого (1619 г.), однако Лаврентий Зизаний вслед за греческими образцами сохранил артикль («различие»), а Мелетий Смотрицкий, следовавший за римск 
ими предшественниками, исключил артикль, но ввёл междометие.
Таким образом, учение о частях речи возникло в совершенно различных грамматических школах.
Классификация частей речи в античном и средневековом языкознании и языкознании эпохи Возрождения составлялась в тесной связи с развитием логики : части речи отождествлялись с членами предложения и сближались с членами суждения, т. е. с категориями логики. Но ведь не всегда члены суждения совпадают с частями речи. Например, предикат может быть выражен в восточнославянских языках практически любой частью речи: Он грустил (глагол). Он грустный (прилагательное). Мне грустно оттого, что весело тебе (предикативное наречие, категория состояния). Моё обычное состояние – грусть (имя существительное). Но все же эта классификация была частично грамматической, так как некоторые части речи устанавливались по наличию определенных грамматических форм и значений (например, глаголы – это слова, изменяющиеся по числам, временам, лицам и т.д. и обозначающие действие). Грамматика античного мира, средневековья и даже эпохи Возрождения имела в основном дело с греческим и латинским языками; при разработке грамматик новых западноевропейских языков языковеды исходили из норм латинского языка.
Взгляд на части речи как логико-грамматические категории господствовал вплоть до конца XVIII – середины XIX в.
В XIX – XX в. традиционная система частей речи перестает удовлетворять ученых. Появляются указания на непоследовательность и противоречия в существующей классификации, на отсутствие в ней единого принципа деления. В XIX в. в связи с интенсивным развитием языкознания, в частности морфологии, с изучением множества новых языков встает вопрос, на основе каких критериев следует выделять части речи и различны ли они в разных языках. Выделение частей речи начинают основывать на морфологическом критерии, т. е. на общности грамматических форм, присущих тем или иным разрядам слов.
Примером выделения частей речи с формально-грамматической точки зрения может служить определение частей речи у Филиппа Федоровича Фортунатова. Части речи, называемые им «формальными классами», ученый выделял по наличию у соответствующих слов тех или иных форм словоизменения: слова склоняемые, слова спрягаемые, слова несклоняемые и неспрягаемые. Исходя из этого, существительное – такой формальный класс (согласно Фортунатову), который имеет форму падежа, а прилагательное – такой формальный класс, который характеризуется формой рода, числа и падежа.
Наряду с морфологическим продолжал развиваться логико-синтаксический критерий подход а к характеристике частей речи. С синтаксической точки зрения в одну и ту же часть речи объединяются слова, которые выступают в роли одного и того же члена предложения. Например, те слова, которые могут выступать в качестве определений, являются прилагательными. Основываясь на узкоморфологических или синтаксических особенностях слов, всегда так или иначе связанных с их собственно-лексическим значением, части речи начали обозначать как »лексико-грамматические разряды слов» .
Иерархия признаков, лежащих в основе выделения частей речи, по-разному понимается в разных лингвистических школах.
Традиционно на первый план выдвигались морфологические признаки , что обусловлено ориентацией европейского языкознания на флективные и агглютинативные языки. Расширение типологической перспективы привело к осознанию неуниверсального характера морфологических признаков. В качестве дополнительных выступают и семантические свойства, существенные прежде всего для идентификации частей речи в разных языках.
Морфологический подход к выявлению частей речи полностью удовлетворить не может. При выявлении частей речи по грамматическим формам даже в языках, богатых формами словоизменения, за пределами остаются слова, лишенные этих форм, так как во всех известных науке языках имеются неизменяемые неоднородные по составу слова (среди них, например, наречия, частицы, междометия). Даже в языках, богатых формами словоизменения, установление частей речи через частнограмматические категории не всегда возможно. Например, можно ли говорить, как мы привыкли, что существительному свойственна категория грамматического рода, если в большинстве языков мира этой категории нет. Или еще пример: при бесспорном наличии прилагательных в русском и турецком языках по частнограмматическим категориям и по морфологической структуре они различны. Частнограмматическими категориями прилагательного в русском языке являются категории падежа, числа и согласовательного класса (как соединение грамматических категорий рода и одушевленности-неодушевленности), т.е. те же частнограмматические категории, которые характерны и для русского существительного. Турецкое же прилагательное не имеет ни одной частнограмматической категории, свойственной существительному русского языка (например, категории рода, числа, определенности–неопределенности).
Морфологические признаки частей речи могут в известной мере являться опознавательными знаками частей речи, но не общим критерием их установления.
Критерийсловоизменения при установлении частей речи оправдывает себя частично в морфологически развитых языках, прежде всего в индоевропейских, семитских и тюркских. Этот критерий непригоден для китайско-тибетских и некоторых других языков Дальнего Востока, так как приводит некоторых исследователей даже к отрицанию частей речи в этих языках. В китайском, тайском, вьетнамском языках имеются слова, не различающиеся морфологически , о которых обычно говорят, что в зависимости от синтаксической функции одно и то же слово выступает то как существительное, то как прилагательное, то как глагол.
Словообразовательные процессы не всегда влияют на принадлежность слова к той или иной части речи. Разные по производству слова могут относиться к одной части речи (лес, лесник, лесничий, перелесок, лесничество и др.), а слова, подобные по словообразованию, могут не принадлежать к одной части речи (хороший, зрячий, большая – прилагательные; рабочий, лесничий, столовая – существительные) (Кочергина В. А., 91).
Синтаксические критерии установления частей речи основаны на том, что члены предложения и части речи выявляются по одним и тем же грамматическим категориям. Но если, например, существительное как часть речи связано с категорией грамматического подлежащего, а через него и с категорией субъекта логического суждения, то следует заметить: субъект выражается в речи чаще всего формой грамматического подлежащего, а функции существительных шире и разнообразнее. В большинстве языков существительные могут выступать в качестве любого члена предложения. При этом у различных частей речи наблюдается сходство в синтаксических функциях. Так, в русском языке обстоятельство образа действия может выражаться наречием или конструкцией с существительным. Или, например, прилагательные китайского языка сходны по синтаксической функции с глаголами, существительными и особенно с числительными.
Таким образом, ни частнограмматические формы и значения слов, ни их типы словообразования, ни их синтаксические функции сами по себе не выступают определяющими при отнесении слова к определенной части речи. Части речи – каждая по-своему и в различных языках по-разному – морфологичны или неморфологичны, синтаксичны, в известном смысле логичны.
В современном английском и американском языкознании существует 2 подхода к грамматическому разделению словарного состава. Первый предполагает выделение частей речи (parts of speech), а второй - классов слов (word classes). «Части речи» выступают традиционным термином для описания различных типов слов, которые формируют предложение: имя существительное (N), местоимение (Pr), глагол (V), имя прилагательное (Adj), наречие (Adv), предлог (Prep), союз (Conj), междометие (Interj). Критериями их выделения принято считать значение, форму и функцию. Этот подход не является безупречным, носители языка испытывают определенные трудности в отнесении отдельных слов к частям речи.
Под классами слов понимают группы слов, выполняющих схожую функцию. Слова объединяются в эти группы по своим комбинаторным функциям, морфологическим особенностям и т.д. Наиболее типичными группами слов являются части речи: имя существительное, глагол, имя прилагательное, местоимение, предлог, артикль, союз, междометие, демонстратив и т.д.
Но в научных изданиях Великобритании и США иногда имеет место терминологическое неразличие word classes и parts of speech. Высказывается мнение, что термин «части речи» устарел и не отражает своей сущности, т.е. объединения отдельных слов в классы с учетом общности их морфологии, семантики и роли в структуре предложения. Данная точка зрения основывается на взглядах Л. Блумфилда о более широком понимании классов слов, включающих в себя традиционные части речи, а также различные структурные конструкции (сложные формы: инфинитив, причастие, герундий).
Приниципы выделения частей речи
Лексико-грамматический принцип учитывает четыре категориальных признака, причём первые два признака являются наиболее универсальными, так как применимы для большинства языков.
Согласно семантическому признаку, который определяется прежде всего по лексическому значению: существительные имеют значение предметности и отвечают на вопрос кто? что?; глагол означает процесс, действие или состояние, отвечает на вопросы что делать? и т. д.
Синтаксическая функция частей речи в разных языках наиболее общая: существительные преимущественно выполняют функцию подлежащего или дополнения, глаголы – сказуемого, прилагательные – определения или выступают как часть составного сказуемого.Между тем морфологический признак выступает как дополнительный, так как, например, грамматические категории рода, падежа характерны не для всех языков.
Словообразовательный признак распространяется только на производные слова. К тому же он непригоден для китайско-тибетских и некоторых других языков. Таким образом, категориальные признаки проявляются в разных языках по-разному.
Таким образом, часть речи как общий лексико-грамматический разряд слов характеризуется не одним, а четырьмя категориальными признаками:
1. семантический признак части речи - это его общее грамматическое значение (например, имена существительные имеют значение предметности);
2. синтаксический - это его обычная, первичная синтаксическая функция (сущ. в роли подлежащего и дополнения, это его первичная функция);
3. словообразовательный признак - это набор его словообразовательных моделей и инвентарь словообразовательных средств для пополнения лексики данной части речи, а также способность выделять основы для пополнения лексики других частей речи (для сущ. характерно внутрисубстантивное суф. словообразование);
4. морфологический - инвентарь его словоформ и парадигм, система морфологических категорий и разрядов. По этому признаку часть речи может охватывать слова изменяемые и неизменяемые.
Классификационный принцип лежит в основе распределения слов на две группы: знаменательные и служебные части речи. Однако необходимо подчеркнуть, что междометия не включаются ни в группу знаменательных слов, ни служебных. Это объясняется тем, что «от знаменательных слов они отличаются отсутствием номинативного значения <…>; а в отличие от служебных частей речи междометиям не свойственна связующая функция.
Историко-типологический принцип - признание того, что универсальным и постоянным является факт самого наличия частей речи. Состав частей речи, их признаки исторически подвижны и различны не только в языках разных типов, но также и в родственных языках.
Привычная схема частей речи в русском и других европейских языках не годится для многих языков Азии и Африки. В китайском то, что мы определяем как прилагательные и глаголы, объединяется более широкой категорией предикатива. В украинском они объединяются в имена в противоположность глаголу. Существительные есть в русском и татарском языках. Общее свойство - значение предметности, специальные суффиксы словообразования и изменяемость по числам и падежам. Однако состав суффиксов, образование форм числа и падежей обнаруживают заметные отличия. В татарском иные падежи, нет рода, есть категория притяжательности. Своеобразие частей речи в разных языках не отрицает их универсальности, это своеобразие требует только того, чтобы при описании каждой части речи конкретного языка учитывались не только его типологические универсальные свойства, но и конкретные своеобразие и индивидуальность, характерные для данного языка.
Распределение слов по частям речи в каждом языке подчиняется своим семантическим, грамматическим и синтаксическим закономерностям. Вследствие этого в структуре той или иной части речи, а также в самом их наборе проявляется своеобразие языков. В украинском и русском языках, например, среди знаменательных частей речи выделяются существительное, прилагательное, глагол, наречие, местоимение, числительное, в китайском - имя, предикатив (т.е. глагол и прилагательное) и наречие, в ряде языков Северной Америки и Африки наречия и прилагательные объединяются в рамках одной части речи и т.д.
Различия прослеживаются и в наборе грамматических категорий общих частей речи. Так, если обратиться к существительному, то в болгарском языке, например, имя существительное имеет категорию определенности /неопределенности, которой нет у существительных в русском языке, в то же время здесь нет категории падежа; в английском, армянском, грузинском, корейском, узбекском, таджикском, бенгальском языках существительное, обладая общим значением предметности, не имеет категории рода; в скандинавских языках существительные имеют только два рода - общий и средний; в финно-угорских языках существительное обладает категорией притяжательности, с помощью которой выражается принадлежность кому-либо или обладание чем-либо (для чего используются особые суффиксы, включающиеся в основу слова перед падежным окончанием), а также разветвленной системой падежных форм (в венгерском языке, например, их насчитывается двадцать), кроме того, существительное здесь может изменяться по степеням, при том что категория рода у него отсутствует; сходная ситуация наблюдается в некоторых тюркских языках (например, в башкирском): имя существительное, обозначая предмет, лишено категории рода, но обладает категорией притяжательности; категорию притяжательности имеют также существительные в енисейских и дравидских языках и т.д.
Своеобразие прослеживается и в организации такой части речи как глагол: в болгарском языке, например, глагол имеет более развитую систему временных форм, чем в русском, особенно это относится к прошедшему и будущему времени (ср., например, такие формы прошедшего времени, как аорист «прошедшее совершенное», имперфект «прошедшее неопределенное», плюсквамперфект «прошедшее предварительное» или будущего: «будущее предварительное», «будущее в прошедшем» и т.д.). Еще сложнее ситуация в английском языке, где представлено двадцать шесть временных форм английского глагола, которые могут передавать отношение действия, обозначенного глаголом, не только к моменту речи, но и разграничивать определенность/неопределенность действия, законченность/незаконченность, длительность/мгновенность и т.д.; в тюркских языках глагол, кроме действительного и страдательного залога, известного во всех славянских языках, обладает также возвратным, взаимным, понудительным залогами, каждый из которых (кроме действительного) имеет свои формообразующие аффиксы; кроме того, помимо изъявительного и повелительного наклонений, в тюркском глаголе выделяются желательное и условное, имеющие свое формальное выражение; в абхазско-адыгейских языках глагол обладает такими редкими морфологическими категориями, как категория союзности (с помощью которой выражается идея совершения действия с кем-либо), понудительности (каузатива), версии (передающей отношение действия к его субъекту или косвенному объекту); в лезгинском языке глагол имеет категорию времени и наклонения, но не изменяется по лицам и числам.
Таким образом, морфологическая система любого языка, наряду с универсальными элементами, имеет и свои собственные, которые формируют его своеобразие и индивидуальность.
©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-11-23
Человечество всегда интересовалось, каким образом возник на земле язык. В древние времена на этот вопрос отвечали, что язык создал бог или герой. Древние египтяне считали, что язык создал бог Птах. Древние иудеи считали, что язык создал бог Иегова. Древние же греки считали, что язык создал Прометей. В дальнейшем все чаще высказывалось мнение, что язык создал сам человек.
Люди пытались найти ответы на вопросы: каким образом создавался язык вообще и конкретные языки в частности; какой язык являлся более древним. Отвечали по-разному. Один египетский фараон даже провел эксперимент: ребенка изолировали от матери и воспитывали его вне общения, кормили его козьим молоком. Первое слово, которое произнес младенец, было: «Beh». Египетские мудрецы пришли к выводу, что это слово лидийского происхождения и означает хлеб . Отсюда был сделан вывод, что лидийский язык был самым древним. Понятно, что ребенок этим словом «Beh» просто воспроизвел блеяние овцы, и суждение древних египетских мудрецов здесь ни при чем.
Армянский лингвист Ерзенкаци считал, что древним языком был еврейский, как язык Библии. Но другой армянский лингвист Татеваци считал, что самым древним языком был армянский. Разумеется, такие суждения не имеют никакой научной ценности.
В эпоху Возрождения стали господствовать идеи о том, что язык появился в результате договора между людьми. Но, чтобы договориться, нужно было уже знать какой-то язык. Но откуда берет свой язык сам этнос? Проблема происхождения языка распалась на две проблемы:
1) Каковы условия и предпосылки возникновения языка вообще, каков механизм появления первых слов?
2) Какова история возникновения конкретных языков?
Нельзя сказать, что эти вопросы нашли разрешение в науке. Пока же можно говорить о фрагментарных положениях, осуществляющих поиск решения этих проблем.
Прежде всего, исследователям стало ясно, что необходимо было физиологическое преобразование бывших неандертальцев в современных кроманьонцев (людей Homo Sapiens). По теории Ч.Дарвина известно, что люди возникли из приматов, которых сам ученый называл питекантропами. От питекантропов возникли две ветви живых высокоразвитых существ: с одной стороны, обезьяны, а с другой, примитивные люди, или неандертальцы.
Неандертальцы появились примерно миллион лет назад в северо-восточной Африке. Это были существа высокого роста, покрытые шерстью и обладавшие прямохождением. Речевой аппарат у них не был развит, но они пользовались обрядами захоронения и приготовления пищи. По мнению отечественного палеонтолога И.Ефремова (знаменитого писателя-фантаста), древние пралюди попали под воздействие радиации, в результате чего лишились хвостов, шерстяного покрова, сократился период беременности, возникли преждевременные роды (самки обезьян носят своих детенышей 11 месяцев, а человеческие детеныши появляются на свет через 9 месяцев). Человеческие детеныши появляются на свет физиологически недоношенными, появляется возможность социального воздействия на них со стороны родителей. Так появились люди современного типа Homo Sapiens, или кроманьонцы (так они были названы по селению Кроманьон в южной Франции, где в пещере были обнаружены черепа людей). Произошло это примерно 400-200 тысяч лет тому назад. Под воздействием прямохождения и использования орудий труда изменилась гортань человекоподобного существа, возникли органы речи.
Трудовая теория возникновения человечества, над которой трудились Л.Г. Морган, Ф. Энгельс, сейчас считается наиболее авторитетной теорией формирования современного человека. Что касается теории появления первых звуков человеческой речи, то здесь существует целый ряд гипотез, претендующих лишь на частичное объяснение. Среди них – теория звукоподражания. Вне всякого сомнения, какие-то слова можно объяснить звукоподражанием, но едва ли этим можно объяснить появление языка вообще. Различие современных языков едва ли может быть объяснено свойствами звукоподражания.
Другая гипотеза – это теория непроизвольных трудовых, или моторных выкриков. Наверное, какие-то отдельные языковые факты могут быть объяснены данной теорией. Например, если спросить человека, не знающего китайский язык, какое из двух китайских слов Chung или Ching обозначает тяжелый, а какое - легкий, то мы можем получить ответ: «Chung – это тяжелый, а Ching – легкий». В самом деле, при наклоне под тяжестью груза человеку легче произнести низкий звук у, а при подъеме легкого тела вверх легче произнести высокий звук и. Но и эта теория едва ли может объяснить разнообразие языков.
Больших успехов добилась лингвистическая наука при решении вопроса о том, как образовывались языковые семьи, а от них – отдельные языки. По мнению отечественного языковеда Е.Д.Поливанова, возикновение языков осуществлялось в результате двух параллельных процессов – дивергенции, или разделения, и конвергенции, или объединения.
Как уже говорилось выше (см. Генеалогическая классификация языков) вначале появился прачеловеческий – ностратический язык, который распался на две зоны языков – западноностратический и восточноностратический. Из западноностратических появились постепенно такие семьи языков, как: Койсанская, Нигеро-Конголезская, Нило-Сахарская, Афроазийская, Кавказская и Индоевропейская.
Из восточноностратической языковой зоны появились такие языковые семьи, как: Австралийская, Австронезийская, Австроазиатская, Дравидийская, Яо-Мяозийская, Китайско-Тибетская, Алтайская, Палеоазиатская и Америндская семьи. Начало разделения (дивергенции) человеческого праязыка началось примерно 50-40 тысяч лет назад. Предпосылкой процесса конвергенции, или объединия, является сама физиология, или генетическая природа человека. Если браки производятся внутри родственного племени, то это племя вымирает. Для сохранения производства человека необходимы разноэтнические браки. Только в результате такой конвергенции могут возникнуть этнические языковые семьи и языки.
В истории человечества конвергенция производилась как добровольно, так и насильственно. Картина конвергенции более сложна, чем картина дивергенции, поэтому мы можем указать на отдельные фрагменты этого процесса и только в самых общих чертах.
Наука и мифология говорят нам о том, что примерно 10-12 тысяч лет назад на территории нашей земли произошла большая катастрофа, в результате чего погибли два материка, на которых проживали разные группы людей. Первый материк – Атлантида, который ушел на дно Атлантического океана (термины «Атлантида», «Атлантический океан» произошли от названия среднеамериканского племени – ацтланов). Жители Атлантиды, темные по цвету волос и цвету глаз, расселились по современному средиземноморью, образовав средиземноморскую культуру. Поскольку земля долгое время была покрыта водой, средиземноморцы дигались по возвышенностям в направлении Южного Урала.
На севере, в районе нынешней Скандинавии и Северного Ледовитого океана ушел под воду материк Гиперборея, жители которого были, в основном, светловолосые и голубоглазые. Они двигались по Уральскому хребту до Южного Урала, где примерно 7-5 тысяч лет до новой эры произошло соединение двух рас (в районе древнего города Аркаим). Генетическое смешение двух рас дало индоевропейскую этническую семью, которая затем двинулась в район Алтая и Средней Азии к предгорьям Тянь-Шаня и Памира.
По мнению некоторых исследователей, тюркская группа языков произошла из смешения индоевропейцев и монголов (гипотеза Л.Н.Гумилева). Романская группа языков явилась результатом смешения латинян и кельтов. Английский этнос возник в результате смешения кавказского, латинского, кельтского и германского этносов. Греческий этнос возник в результате смешения славян и иллирийцев (гипотеза Л.Н. Гумилева). Русский этнос возник в результате первичного смешения двух славянских ветвей – северной и южной, а также иранского, угро-финского и балтийского этносов. Аналогичным образом смешивались и языки.
Смешение языков способствовало установлению их определенной типологии, а также этапов их развития. В истории развития языков проявляются некоторые тенденции, общие для всех языков, и тенденции, характерные для конкретных языков. Какие-то моменты развития для одних языков являются лишь этапами их истории, другие же языки используют их в качестве типологических признаков. Таким образом, история и типология языков взаимно перекрещиваются.
Различные уровни языка развиваются в целом самостоятельно, но вместе с тем имеет место и взаимодействие этих уровней.
Рассмотрим некоторые основные тенденции в развитии языков.
Развитие фонетических (произносительных) свойств языков, по мнению И.А. Бодуэна де Куртене, начиналось с произношения заднерезонаторных звуков (гортанных). Следующим этапом стало формирование губных звуков, поскольку заднеязычные и их иннервации связаны между собой. На третьем этапе произошло освоение среднеполосных звуков (переднеязычных и среднеязычных). Первые звуки не были ни согласными, ни гласными. В лингвистике за такими звуками закрепилось название сонанты. Можно условно обозначить гортанные заднеязычные сонанты транскрипционным знаком h, губные сонанты – w, переднеязычные сонанты – е, среднеязычные – j. При этом кульминационные, или центральные части слогов стали гласными, а маргинальные, или периферийные – согласными. Таким образом, губной сонант расщепился на гласный U и согласный V; переднеязычный сонант Е расщепился на гласный E и согласный S; сренднеязычный J расщепился на согласный J и гласный I; гортанный сонант h расщепился на гласный a и согласный h.
В наиболее древнем развитии языков в произношении гласных важную роль играла высота звука (которая до сих пор занимает ведущее положение в китайском и вьетнамском языках). В дальнейшем стала доминировать долгота, которая заметно проявлялась в таких языках, как древнегреческий, латинский и современный чешский. В большинстве современных языков доминирующую роль в произношении гласных играет сила звука, именно по этому признаку различают ударные (сильные) и безударные (слабые) гласные. В глубокой древности, а во многих языках в современную эпоху ударные и безударные гласные качественно не отличались друг от друга. В современную эпоху они начинают отличаться качественно, иногда довольно сильно. Этот процесс зашел довольно далеко и в русском языке. В настоящее время ему подвергается и английский язык. Ударение в большинстве языков в древности было одноместным. Одноместным оно является и в ряде современных языков (французский, польский и тюркский языки). В большинстве языков мира в настоящее время ударение разноместное.
Формирование фонологического строя шло от процессов зарождающейся альтернации к процессам позиционных изменений, а от них к процессам непозиционных (морфологических) изменений. В некоторых языках (например, в русском) позиционные изменения и сейчас являются ведущими. Но во многих языках индоевропейской системы ведущую роль в дифференциации грамматических форм сейчас играют морфологические чередования (в английском, немецком, французском языках).
Смычные согласные произошли позже щелевых поначалу в конце слогов, а также между гласными в середине многосложных слов. В древности во многих языках, а в китайском, японском и корейском даже сейчас, не дифференцируются звуки р и л.
Следующим этапом стало разграничение шумных и сонорных согласных.
Как известно, современные сонорные согласные не различаются по глухости и звонкости, а шумные согласные различаются. Но в корейском языке до сих пор звонкие и глухие согласные не дифференцируются. Артикуляционно это связано с тем, что при произношении шумных глухих согласных небная занавеска полностью закрывает носовую полость. При произношении звонких шумных согласных носовая полость должна быть слегка приоткрыта. В языках, где до сих пор существуют носовые гласные (французский, польский) при произношении носовых гласных вход в носовую полость открыт, при произношении неносовых гласных вход в носовую полость закрыт. В тех же языках, где нет дифференциации на носовые и неносовые вход в носовую полость при произношении носовых гласных слегка приоткрыт. В праславянских языках, в отличие от современного русского, носовые гласные существовали.
Такое свойство, как дифференциация мягких и твердых согласных, появилось одним из последних. Однако в разных языках оно проявляется по-разному. Например, в большинстве индоевропейских и тюркских языках имеет место «полумягкость», или смягчение за счет артикуляции палатализации (сближения средней части языка и твердого неба). Но в сильной степени дифференциация по твердости и мягкости осуществляется в современном русском языке. Мягкие согласные в современном русском языке отличаются от твердых продвижением активных органов вперед, их сильной напряженностью, большей площадью смыкания или сближения, а также более резким размыканием.
Во многих европейских языках характер артикуляции смежных согласных и гласных относительно не зависимы друг от друга. Однако есть языки, в которых эта зависимость проявляется отчетливо. Например, в тюркских языках имеет место процесс словесного сингармонизма, когда в одних случаях в слове произносятся твердые согласные и гласные непалатализованные, а в других случаях – соединяются согласные смягченные и палатализованные гласные (небный сингармонизм). В некоторых тюркских языков имеет место и губной сингармонизм (турецкий, киргизский языки, частично – казахский).
В современном русском языке отчетливо проявляется слоговой сингармонизм: после твердых согласных следуют непередние гласные, после мягких согласных следуют передние гласные. В праславянском языке, вероятно, существовал словесный сингармонизм (о чем свидетельствует «третья палатализация», когда согласные менялись под воздействием предшествующих гласных), можно думать, что переход от словесного сингармонизма к слоговому, а от слогового к отсутствию сингармонизма представляет собой закономерное историческое явление, но в настоящее время отсутствие сингармонизма в европейских языках, наличие слогового сингармонизма в русском языке, наличие словесного сингармонизма в тюрских языках стало типологической особенностью этих языков. В известной мере можно сказать, что различие в произношении ударных и безударных гласных в русском языке является его типологической особенностью, а отсутствие такого различия в других языках их типологической особенностью. Но уже заметно, что в современном английском языке тоже намечается достаточно резкое различие в произношении ударных и безударных гласных.
Чем древнее язык, тем меньше в нем непозиционных чередований звуков. В большинстве современных языков непозиционные чередования занимают большое место и служат для дифференциации грамматических форм.
По характеру произношения можно выделить две типологические особенности языков:
– в одних языках доминирует узкое (имплазивное) произношение гласных, в основном, в области среднего подъема (английский, тюркский языки);
– в других языках доминирует широкое произношение гласных, охватывающее диапазон от самого верхнего до самого нижнего подъема (русский, романские языки).
По-видимому, древнерусский язык был более имплазивным (закрытым), нежели современный русский язык, так что для русского языка имплазивность и эксплазивность служат не только типологической, но и исторической категорией. Можно думать, что развитие от имплазивности к эксплазивности, от прогрессивной (от более заднего к более переднему произношению) к регрессивной (от более переднего к более заднему произношению) артикуляции служит основной исторической тенденцией для многих языков.
Менялся и грамматический строй разных языков. Заметно, что в древности во многих языках было больше морфологических форм, чем в современности, резко уменьшились падежные системы, число грамматических форм глагола, резко уменьшилась употребляемость кратких форм прилагательных. В английском языке исчезли видовые формы глагола и падежи существительных, сократилось число типов склонений и видов спряжений в русском языке, но сохранились видовые пары. В целом все большую роль стали занимать аналитические формы выражения грамматических отношений. Например, в английском языке порядок слов стал занимать такое же место, как и в китайском. Усилилась роль предлогов (например, в русском языке) и послелогов (например, в английском языке).
Во всех языках уменьшилось, а иногда и исчезло совсем количество эргативных конструкций (конструкций без подлежащего). В глубокой древности во всех языках преобладало количество так называемых паратактических конструкций. Внешне паратактические конструкции напоминают сложносодчиненные предложения, но в действительности, паратаксис обозначал неразличение сочинения и подчинения, этому явлению соответствовало и отсутствие в человеческом сознании причинных отношений. Поэтому в эпоху господства паратаксиса невозможно было создание наук как фундаментальных, так и прикладных. И только примерно с 14-15 веков возникает в синтаксическом строе наличие гипотактических конструкций. Внешне они напоминают сложноподчиненные предложения, но в реальности обозначают дифференциацию сочинения и подчинения. Этому лингвистическому явлению сопутствовало возникновение причинных отношений в сознании и перспективы в живописи и восприятия пространства.
В семасиологии, по мнению некоторых исследователей (В.В.Колесов), господствовало наличие метонимии и гетеронимии. И только при переходе от древнего языка к среднему и новому его состоянию усилилось господство синонимии, антонимии и полисемии, возникла стилистическая дифференциация языковых средств. В древности из всех явлений полисемии использовалась, в основном, метонимия, в дальнейшем расширилось использование синекдохи. С развитием стилистических форм речи и художественной литературы все большую роль стала занимать метафора. Под сильным воздействием французского языка, которым увлекались русские дворяне в 18-19 веках, достойное место в русском языке стал занимать функциональный перенос. С именем А.С. Пушкина связано появление такого неординарного лингвистического явления в русской литературе, как принцип соразмерности и сообразности, в соответствии с которым один и тот же образ описывался с двух сторон разными средствами – снаружи (с точки зрения физического облика) и изнутри (с точки зрения духовного содержания).
Екатерина Зубенко (Краматорск)
Проблема классификации частей речи сегодня остаётся одной из актуальных и противоречивых в лингвистике. Поскольку современное языкознание основывается на опыте лингвистических исследований, актуальным является обращение к научному наследию грамматистов прошлого. Наибольшего успеха в изучении частей речи достигли европейские учёные в XX в.
Исследования по лингвистической историографии содержат важные положения касаемо изучения классификаций частей речи в языкознании ХХ в. Одновременно специальных работ, посвященных этой проблеме, в лингвистике нет.
Целью статьи является изучение работ лингвоисториографического направления, посвященных классификации частей речи.
Существующая научно-исследовательская парадигма изучения свойств языка, и в частности частей речи, сложилась под влиянием определенных социально-исторических условий. Но уже к середине XX века возникло понимание того, что научно-исследовательская парадигма, сложившаяся в европейской науке, отнюдь не универсальна. Не универсальна в том смысле, что не в состоянии охватить всё многообразие языковых явлений, хотя может отметить наиболее существенные стороны изучаемого явления.
Таким образом, к началу XX в. стало очевидно, что сложившаяся практика подразделения единиц языка на «части речи», деления их на «знаменательные» и «служебные» не имеет во многом единого основания.
Так, О. Есперсен в своей «Философии грамматики» отмечал, что принципы, положенные в основу членения единиц языка на части речи, во многом произвольны. Он пишет: «… надо учитывать все: и форму, и функцию, и значение. Однако необходимо подчеркнуть, что форма, будучи самым наглядным критерием, может побудить нас признать в одном языке такие разряды слов, которые в других языках не являются отдельными разрядами, а значение, как оно ни важно, трудно поддается анализу; классификация в этом случае не может быть основана на кратких и легко приложимых определениях» .
Приблизительно в эти же годы выдающийся отечественный лингвист Л. В. Щерба в своей замечательной статье «О частях речи в русском языке» указал: «Хотя, подводя отдельные слова под ту или иную категорию (части речи), мы получаем своего рода классификацию слов, однако, само различение «частей речи» едва ли можно считать результатом «научной» классификации слов. Ведь всякая классификация подразумевает некоторый субъективизм классификатора, в частности до некоторой степени произвольно выбранный principium divisionis. Таких principia divisionis в данном случае можно было бы выбрать много, и соответственно этому, если задаться целью «классифицировать» слова, можно бы устроить много классификаций слов, более или менее остроумных, более или менее удачных» .
Подводя итоги дискуссии 50-х гг. о частях речи в отечественном языкознании, М. И. Стеблин-Каменский отметил: «Было сделано немало попыток истолковать традиционное распределение слов по частям речи как некую стройную и последовательную «систему», т.е. как классификацию.
Наиболее типична попытка датского ученого В. Брендаля, который утверждал, что распределение слов по частям речи основано исключительно на подводимости слов под одну из четырех логических категорий – сущность, отношение, качество и количество – или сочетание этих логических категорий. Так, по Брендалю, значение предлога – это отношение, имени существительного – сущность, наречия – качество, числительного – количества, глагола – сочетание отношения и качества, местоимения – сочетание сущности и количества, союза – сочетание отношения и количества и т.д. Априорность этой схемы совершенно очевидна. Однако в сущности априорно и всякое истолкование частей речи как стройной «системы» – все равно, семантической, морфологической, синтаксической или даже семантико-морфолого-синтаксической» .
Анализ приведенных точек зрения позволяет сделать вывод о том, что лингвисты (как отечественные, так и зарубежные) исходили из двух взаимоисключающих позиций. Одни считали, что «традиционная» классификация вполне достаточна и убедительна и требует лишь корректировки на основе достижений современной лингвистики. Другие же, наоборот, поддерживали М. И. Стеблина-Каменского и считали, что не следует искать системности там, где ее нет и не может быть. Позицию М. И. Стеблина-Каменского вряд ли можно назвать достаточно плодотворной, хотя несомненно, что резкость его суждений связана с принципиальным отказом от априорно заданных схем и требованием исходить из наличного языкового материала.
Необходимость критического подхода к определению частей речи вызывается также и тем обстоятельством, что само понятие частей речи сложилось в эпоху, когда о лингвистике как науке не могло быть и речи.
Таким образом, можно говорить, что единая универсальная классификация слов по частям речи (если понимать эту классификацию как приведение к строго однозначному соответствию единиц фонологического, морфологического, синтаксического строя существующих языков) невозможна по определению.
В зависимости от типологического строя языка и теоретико-методологических позиций исследователей лингвистами выделяется от 2 до 15 частей речи, и, по всей видимости, это еще не предел. На основе синтаксического критерия, предложенного И. И. Мещаниновым, в большинстве языков мира достаточно чётко разграничиваются, прежде всего, существительные и глаголы .
В качестве основания для выделения частей речи в том или ином языке используется набор критериев грамматического характера:
– семантический критерий (категориальное грамматическое значение слов);
– синтаксический критерий (способность выступать в позиции определённого члена предложения и сочетаться с определёнными классами слов);
– морфологический критерий (особенности формообразования и состав грамматических категорий);
– деривационный критерий (особенности словообразования);
– фонологический (особенности фонемной и просодической структуры слов разных классов).
Однако ни один из названных критериев сам по себе не может служить основой исчерпывающей классификации, поскольку не все они достаточно хорошо изучены в теоретико-методологическом плане, и даже на уровне лингвистической интуиции довольно ясно, что в качестве реального основания классификации могут выступать лишь первые три, причем семантический критерий, как наименее формализуемый, может использоваться дополнительно к морфологическому и синтаксическому, имеющим свое предметно-вещественное выражение.
В современном языкознании нет специальных монографических работ, посвященных классификации частей речи. Много чего остаётся вне внимания исследований. Комплексное изучение научного наследия европейских грамматистов XIX – XX вв. позволит заполнить очевидные прогалины в области лингвоисториографического освещения принципов классификации частей речи и сделать необходимые обобщения. В этом мы видим перспективы дальнейших исследований.
Литература:
Валгина Н. С. Современный русский язык: учеб. для филол. спец. вузов / Валгина Н. С., Розенталь Д. Э., Фомина М. И. – М. : Высш. шк., 1987. – 480 с.
Виноградов В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове) / Виктор Владимирович Виноградов. – М. : Учпедгиз, 1947. – 784 с.
Голанов И. Г. Морфология современного русского языка / И. Г. Голанов. – М. : Высш. шк., 1965. – 288 с.
Данилюк І. Г. Синкретизм у системі частин мови: автореферат дис. на здобуття наук. ступеня канд. філол. наук: спец. 10.02.01 «Українська мова / І. Г. Данилюк. – Донецьк, 2006. – 20 с.
Колесов В. В. Л. В. Щерба: кн. для учащихся / Владимир Викторович Колесов. – М. : Просвещение, 1987. – 160 с.
Кучеренко І. К. Теоретичні питання граматики української мови. Морфологія І / Ілля Корнійович Кучеренко. – К. : Київський університет, 1961. – 172 с.
Муругова Е. В. Взаимодействие частей речи и способов их образования в лингвокреативной деятельности человека: автореферат дисс. на соискание уч. степени канд. филол наук: спец. 10.02.19 «Теория языка», 10.02.04 «Германские языки» / Елена Валерьевна Муругова. – Ростов-на-Дону, 2007. – 39 с.
Павлюковец М. А. Синкретизм на морфологическом и синтаксическом уровнях английского языка как проявление языковой экономии: функциональный аспект: автореферат дисс. на соискание ученой степени канд. филол. наук: спец. 10.02.04 «Германские языки» / Марина Алексеевна Павлюковец. – Ростов-на-Дону, 2009. – 22 с.
Ситько Ю. Л. Бытование функционально-прагматической методологии в отечественном языкознании 60-х годов XIX века I половины XX века (на примере понятия части речи) / Юрий Леонидович Ситько. – Севастополь: Рибэст, 2007. – 140 с.
Современное учение о частях речи формировалось в течение длительного времени и имеет традиции. Своими корнями учение о частях речи уходит в античность. В IV в. до н.э. Аристотель, выделяя «части словесного изложения», на равных правах называет собственно разряды слов: имя, глагол, член, союз (или связку), и отдельные звуки, слог и падеж. Древнеиндийские грамматики (V в. до н.э.) выделяли четыре класса слов применительно к санскриту: имя, глагол, префикс-предлог, союзы и частицы. Учёные Александрийской школы Аристарх Самофракийский (II в. до н.э.) и его ученик Дионисий Фракийский впервые выделили для древнегреческого языка восемь частей речи: имя, глагол, причастие, член, местоимение, предлог, наречие и союз. Римляне заимствовали систему частей речи у греков, заменив член (артикль) междометием. Первым славянским грамматическим сочинением явился трактат «О осмих частех слова», составленный в Сербии в XIV в. и распространённый в списках на Руси. Здесь уже встречаются термины: имя, причастие, предлог, союз, наречие. В грамматике Мелетия Смотрицкого («Грамматики славенския правилное синтагма», 1619 г.) появились новые названия: местоимение, междометие, деепричастие (в грамматике описывались факты церковнослвянского языка).
Начало собственно русской грамматической традиции положил труд М.В.Ломоносова «Российская грамматика» (1755 г.). М.В.Ломоносов выделил восемь частей речи: имя (собственно имя, прилагательное и числительное), местоимение , глагол , причастие , наречие , предлог , союз и междуметие . В 1831 г. в «Русской грамматике» А.Х.Востокова в самостоятельную часть речи выделены имена прилагательные. В 1842 г. Г.П.Павский в работе «Филологические наблюдения над составом русского языка» обосновал грамматическую самостоятельность имён числительных. Большой вклад в учение о частях речи внесли Ф.Ф.Фортунатов, А.А.Шахматов, А.М.Пешковский, Ф.И.Буслаев, Л.В.Щерба, В.В.Виноградов и другие учёные. Л.В.Щербе принадлежит большая заслуга в уточнении состава частей речи и разработке принципов их классификации (статья «О частях речи», 1928 г.). При характеристике частей речи учёный учитывает как лексические значения, так и грамматические свойства слов. Опираясь на совокупность лексических и грамматических показателей, он предложил выделить в особую часть речи слова категории состояния (нам пора , на улице холодно и др. – слова, называющие состояние человека или природы).
Исключительно важную роль в формировании современных представлений о частях речи, определении их границ сыграли фундаментальные исследования В.В.Виноградова, в частности его классический труд «Русский язык. Грамматическое учение о слове» (1947 г.). В.В.Виноградов исходит из представления о том, что части речи – это лексико-грамматические разряды слов, обладающие определённым комплексом признаков: лексическим значением, формально-грамматическими (морфологическими) особенностями и синтаксическими функциями. Ни один из этих принципов невозможно игнорировать при выделении той или иной части речи. Предлагая многоступенчатую классификацию категорий слов для русского языка, учёный относил к частям речи не все слова, а лишь те, которые являются членами предложения. Наряду с системой частей речи В.В.Виноградов выделил систему частиц речи (частицы, частицы-связки, предлоги и союзы) и образующие особые структурно-семантические разряды слов - модальные слова и междометия.
I – Части речи:
· Имена: имя существительное, имя прилагательное, имя числительное
· Пережитки местоимений
II – Частицы речи: частицы-связки, предлоги, союзы
III – Модальные слова
IV - Междометия
В книге «Русский язык. Грамматическое учение о слове» В.В.Виноградов подробно описывает каждую из частей речи с присущими ей формами и категориями. Классификация В.В.Виноградова, его учение о частях речи положены в основу современных представлений о частях речи.
Тем не менее вопрос о частях речи, их числе, объёме, принципах выделения остаётся дискуссионным в отечественной лингвистике и до сих пор не получил окончательного решения. Так, в Проекте Академической грамматики 1966 г. «Опыт описательной грамматики современного русского литературного языка» в соответствии с ведущим грамматическим принципом выделяется 14 частей речи:
1) имя существительное,
2) имя прилагательное (к именам прилагательным относятся также порядковые числительные, местоимения, изменяющиеся по образцу прилагательных, формы превосходной степени прилагательных) ,
3) местоимения (только личные) ,
4) числительные (только количественные) ,
5) компаратив (сравнительная степень прилагательных и наречий) ,
6) глагол,
7) причастие,
8) деепричастие,
9) наречие,
11) частицы,
12) предлог,
13) модальные слова,
14) междометия.
В данной классификации отсутствуют слова категории состояния.
Академическая «Русская грамматика» (1980 г.) предлагает иную систему, включающую 10 частей речи:
Междометия составляют особую группу слов: они ничего не называют и служат для выражения эмоционального отношения и субъективных оценок.
Далее в «Русской грамматике» (1980 г.) знаменательные слова подразделяются на 1) собственно-знаменательные (слова неуказательные ) и местоименные (слова указательные ) и 2) на несчётные и счётные . К указательным (местоименным) словам относятся слова, не называющие предмет или признак, а лишь указывающие на него (я, ты, он; тот, такой, некоторый; там, туда; столько, сколько ). К счётным словам относятся слова, называющие количество предметов (числительные), признак по месту в считаемом ряду (порядковые прилагательные), количественные характеристики (наречия), например: пять, двое, шестой, втрое, вдвоём . Ни среди указательных, ни среди счётных слов нет глаголов.
Среди знаменательных частей речи выделяются основные части речи (существительное, прилагательное, глагол, наречие; они обладают всем комплексом признаков, характеризующих часть речи как особый грамматический класс слов) и неосновные части речи (местоимение-существительное и числительное; это замкнутые, не пополняющиеся классы слов).
Проблемы, касающиеся сущности частей речи и принципов их выделения в различных языках мира, - одни из наиболее дискуссионных проблем общего языкознания, а противоречия в научных грамматиках находят отражение в школьных учебниках русского языка.
