Смерть, где твое жало? Смерть! где твое жало.
Смерть, где твоё жало?
(В рассказе нет ничего выдуманного.)
Когда мне случалось сталкиваться с Зоей на территории храма, я всегда внутренне сжимался, ожидая от неё какой-нибудь очередной неприятности. Эта старушка преследовала меня с каким-то ничем не объяснимым постоянством.
Даже тогда, когда Зоя увидела меня впервые, она тут же направилась ко мне и сделала то, что потом делала едва ли не при каждой нашей с ней встрече в течение полутора лет. Завидев меня, она, хоть и не всегда, но обычно уже издали плавно меняла траекторию своего движения и начинала приближаться ко мне, намеренно ускоряя старческие шаги. Подойдя ко мне, довольно сильно толкала меня в грудь и говорила одно и тоже:
Продолжалось это достаточно долго. На улице, в храме, на службе - везде я слышал от неё эти слова.
— Ты что здесь стоишь?! Уйди отсюда.
Зоя была немного странный человек.
.
В те годы, в городе с населением 230 тыс. человек, действовал всего лишь один храм. Естественно, Великим постом на народу на соборование набиралось до нескольких сотен человек. Зоя на этом соборовании вела себя, как мне тогда думалось, несколько вызывающе и даже, можно сказать, совсем неблагоговейно по отношению к совершавшемуся Таинству.
Во время таинства соборования она около четырех или пяти раз подходила к моему духовнику, читавшему вслух записки с именами соборующихся, и громко на весь храм гневно спрашивала:
— Это что ещё такое?! Почему меня сюда не записали?
А старый, с уже изрядно побелевшей бородой, отец Фёдор показывал ей записки и не менее громко отвечал:
— Как нет, Зоя. Смотри: вот ты.
Старушка стояла и, не успокоившись этим, громко на весь храм продолжала настаивать:
— Нет. Меня здесь нету. Меня забыли написать.
Отец Фёдор продолжал громко возглашать имена тех, кто находился на Таинстве Соборования. Зоя не уходила. Наконец, о. Фёдор находил в записке имя «Зоя» и громко на весь храм говорил ей:
— Смотри, вот твоё имя. Видишь, здесь написано? — и громко возглашал, — Зоя!!!
Вредная старушка не унималась:
— Нет. Меня здесь нету.
Это повторялось несколько раз. В эту казавшуюся совершенно неуместной во время торжественной храмовой службы шумную сцену никто не вмешивался. Все семь священнослужителей помазывали народ совершенно спокойно. Никто даже и движения не сделал, чтобы усмирить неспокойную старушку. Когда же Зоя, вдоволь навозмущавшись оказанной по отношению к ней несправедливостью, возвращалась в общий соборный круг, она, как и обычно, не забывала подойти ко мне и, толкнув меня в грудь, сказать неизменное:
— Ты что здесь стоишь?! Встань в другое место.
Наконец я не выдержал, и мне пришлось уйти от неё подальше, сменив своё место в общем круге.
Потом уже в последующие встречи со мной она стала совсем немногословной, а только лишь замахивалась на меня своим старческим кулачком и говорила краткое:
— У!!!
Я без слов всё понимал и, как обычно, поспешно ретировался. Когда бы я ни встречал старенькую Зою, она неизменно вызывала во мне чувство обеспокоенности, что мне опять от неё «влетит».
Но не всё так просто в этом мире. Зоя мыла полы в храме, и ей за это платили какие-то денежки. Совершенные гроши по тем временам. Получая деньги, Зоя не складывала их в карман, но прижимала купюры к груди и, выйдя из канцелярии, ходила так по храму или по двору. Я видел, как при встрече с ней настоятель храма архимандрит Никандр грозно выговорил ей.
— Зоя! Опять ты все свои деньги раздаёшь?! Оставь себе хоть немного!
— Нет, батюшка. Не раздаю, — испуганно ответила она.
Но в итоге, как и обычно, раздавала всё до копейки в тот же день.
Иногда Зоя подходила ко мне, но если рядом со мной находилась моя супруга, то Зоя меняла свою тактику и не била меня, как она это делала по своему обыкновению, но говорила со слезами в голосе:
— Помолитесь за меня. У меня голова сильно болит.
Она говорила об этом часто, но не помню случая, чтобы я воспринял эти её слова всерьез. Зоя, которая шпыняла меня на каждом углу, где только могла меня достичь, мною всерьёз не воспринималась. Я попросту боялся её и старался всеми для меня доступными способами держаться от неё подальше.
Однажды я пришел в церковную столовую покушать. Сколько себя помню, на этом приходе в маленькой столовой огромного собора почти всегда было довольно людно. А тут захожу - и никого! Ни одной живой души. Только лишь во главе стола, на самом почётном месте, сидела… Зоя.
Увидев её, я заметно скис. Ну, думаю, сейчас мне опять достанется, да ещё и в столовой. Сразу уйти - и то не получится. Но делать было нечего: раз пришел - надо было садиться за стол.
Я подошёл к аналою, привычным движением руки взял поминальные записки. Вот тут-то со мной и произошло чудо, о котором не смогу забыть теперь уже никогда.
Неожиданно для себя я вдруг почувствовал, что мысленно поминаю каждое прочитанное мною имя не просто со вниманием, а так, как будто каждая поминаемая мною душа мне в этот момент вдруг стала роднее и ближе даже самых близких моих родственников.
«Надо же, — подумал я про себя, — никогда так не получалось молиться, как сегодня».
Вдруг как гром среди ясного неба я услышал голос Зои:
— Хорошо молишься.
«Стоп, — подумал я про себя, — а откуда она может знать, что я хорошо молюсь, когда она даже и лица-то моего не видит? Я же к ней вообще спиной стою». А она вдруг таким уверенным и спокойным тоном: «Хорошо молишься».
Внутренне я насторожился, но вида не подал. Молча подошёл к окошку раздачи, взял свой суп и сел за стол - подальше от Зои - и начал есть.
То, что произошло дальше, невозможно описать никакими разумными словами.
Зоя, очевидно, сильно юродствуя, вдруг начала скороговоркой, очень поспешно и быстро, с неподражаемо детскими интонациями говорить:
— Когда я была маленькой… Мне было только восемь лет… А у меня родственники… родственники…Так водку пили, так пили… Сильно пили. Раз так напились, что воткнули мне топор в голову и выкинули меня на улицу, на мороз, в сени подыхать. А я лежу с топором в голове. По самый обух топор в голову засадили!!! По самый обух!!! Они думали, что я умерла. А я не умерла. Я лежу в сенках и пою. Хоть и мороз на улице был, а я все равно пою. Псалмы пою, а меня никто не учил… Меня Бог научил… Лежу я и пою псалмы. А родственники-то мои, родственники, как услышали, что я пою псалмы, а ведь меня никто не учил - так ещё больше стали водку пить… А псалмам-то меня никто не учил…
Я в полном смысле слова остолбенел.
Ясно понимая всю необыкновенность происходящего и помня то, как Зоя прочитала моё внутреннее состояние как открытую книгу, когда я полминуты назад стоял у аналоя, я про себя подумал: «Ну ладно. Псалмы как поются - ей Бог открыл. Мария Египетская, к примеру, тоже неграмотная была, но всё же цитировала Святое Писание. Но чтобы восьмилетняя девочка, выброшенная на мороз (дело происходило в Сибири), с топором в голове, да ещё и «по самый обух!!!», живой осталась? Это невозможно! Уж что-что, а медицину я немного знаю. Живым при такой травме не должен бы остаться никто, тем более ребёнок». Вслух я ничего не сказал. Но только лишь подумал.
Зоя мне тоже ничего не сказала.
Но то, что она сделала, врезалось в мою память на всю оставшуюся жизнь. Она просто сняла с головы своей платок, скромно и неторопливо сложила его на своих руках кружочком, завязала концы платка руками и опять одела его на свою голову. То, что я в это время увидел, повергло меня в полный шок.
Я увидел её голову. Голова её чем-то напомнила мне своим видом разрезанное пополам яблоко, когда-то давно раздвинутое ударом топора!по самый обух!, да так и не сумевшее соединиться… Было такое чувство, что я смотрю сквозь широко раскрытые створки черепа Зои на её ничем не защищенный сверху головной мозг. Кожа от старой раны была настолько тонкой и прозрачной, что я без всякого труда ясно и отчетливо разглядел великое множество голубоватых тонких венозных сосудов. В яму, которая была наверху её головы, я мог бы спокойно вложить целиком всю свою ладонь…
Не помню, как я доел свой суп и, глубоко потрясённый случившимся, вышел из церковной столовой в полном смысле слова вне себя… В моей голове стояла весь тот день только одна-единственная мысль: «НАСКОЛЬКО ЖЕ ВСЕМОГУЩ Иисус Христос!!! Да с Таким Богом нам, православным, даже и сама смерть-то не должна быть страшна! Ты же посмотри - какое чудо!!!»
Одним словом, скучно мне в тот день точно не было. Стоило бы, наверное, и жизнь прожить, чтобы вот так вот запросто воочию увидеть самое настоящее чудо, подобных которому даже в древних житиях святых и то сряду не прочтешь. Я был под очень сильным впечатлением от увиденного и услышанного в тот день.
Когда я рассказал об этом случае своему духовнику, то убеленный сединами маститый протоиерей почему-то внимательно и продолжительно на меня посмотрел и потом с задумчивым видом сказал:
— Я исповедую Зою уже двадцать восемь лет, и она мне об этом никогда ничего не говорила. А тебе почему-то сказала. Почему?
Я молчал. Мне нечего было ему ответить.
.
Воистину непостижимы для нас, Господи, пути Твои!!!
ИЗ ЛИТЕРАТУРНОГО НАСЛЕДИЯ
Незавершенный рассказ философа и филолога-классика А. Ф. Лосева, начинающийся словами «Мне было пять лет», написан судя по всему в сороковые, военные годы, и тем не менее в нем чувствуется продолжение основных тем лосевской прозы начала тридцатых, особенно очевидны параллели с созданным в 1932 году в лагере на Беломорско-Балтийском канале рассказом «Театрал». Там на фоне гротескных, подчас эпатирующих своей натуралистичностью видений косноязычно ораторствовал некий мещанин в кепке, почувствовавший себя агитатором, проповедником, пророком новой религии. Чем не прообраз появляющегося во фрагменте прозы сороковых годов некоего, провинциального вида, глупого и злого мещанина Епишки, витийствующего перед толпой, готовой увидеть в нем и своего вождя, и нового чудотворца, и самого Бога, самого Спасителя?
И все же публикуемый текст - не простое продолжение старой темы: есть в нем нечто принципиально новое. Хотя и прежде герои лосевской прозы совершали невероятные поступки, но все их действия были словно запрограммированы, всегда была внешняя, существующая вовне причина, постепенно порабощающая их слабое человеческое «я» и толкающая то на преступление, то к безумию. В новонайденном фрагменте все иначе. Тут на первый взгляд все действие развивается в соответствии с юнговским архетипом «тени» - недаром внутренние предпосылки и извечная склонность человеческого сознания к раздвоенности, к порождению некоей тени своего внутреннего «я» прослежены с младенческих лет героя. Его исповедь с безжалостностью психоанализа подводит читателя к выводу, что такого рода безумие приходит не извне, оно не навязывается насильно - оно живет внутри «я», оно его часть, его тень, искаженная и нелепая, его двойник, его враг. И это внутреннее, второе, низменное, животное «я» пострашнее ведьм, чертей, вампиров и привидений, ибо оно готово осквернить все то, что дорого подлинному, чистому «я» человека, оно готово надругаться над святыней, над могилой матери, как делает это мерзкий Епишка, готово осмеять таинство смерти и превратить саму жизнь в «ад всесмехли-
вый»: в Епишкином «хохоте до упаду» так и слышатся отзвуки самого этого слова - «ад».
Мысль убить, уничтожить негодяя Епишку все четче и четче вырисовывается в сознании безымянного лосевского героя. Когда-то у него было оружие, пусть детское,- его праща, но он ее потерял. В библейские времена именно праща стала в руках безвестного юноши-пастуха тем смертоносным оружием, которым он уничтожил мощного и жестокого врага. Но как уничтожить врага, если он - не кто-то другой, а твое собственное второе «я»Ж Не обернется ли такое уничтожение самоубийством или окончательным помешательством?
Одно несомненно, что мерзкий Епишка кажется герою рассказа пострашнее гоголевского Вия вполне справедливо. В Епишке, по словам автора, заложена «тьма разных образов и положений». Так что он не просто двойник героя на- подобие «двойника» Достоевского, хотя в русской литературе у него есть корни,- я имею в виду «Три разговора» Вл. Соловьева и возникающий в них образ Антихриста. Епишка, этот провинциальный мерзкий мещанин,- Антихрист? Возможно ли это? Да, Епишка - Антихрист, ибо он не только олицетворяет собою все мировое мещанство, которое само по себе уже суть анти-христианство. Он - Антихрист, в первую очередь потому, что берет на себя миссию Христа - миссию победителя смерти. Он - Антихрист, и потому народные толпы готовы поклоняться ему как Богу, молиться на него и признать его новым Спасителем. Но обещанная им победа над человеческим страхом смерти - лишь карикатура на победу Того, Кто подлинно мог низложить «смерти державу» и, «смертию смерть поправ», как поется в Пасхальном каноне Иоанна Дамаскина, дал всем людям возможность «возрадоваться и возвеселиться». Это пасхальное веселье, эту духовную радость и пытается подменить своим «хохотом до упаду», своей неведомой «машиной» Епишка. Пусть этот омещанившийся Антихрист не похож на «канонические» изображения, но, может быть, тем он и страшнее. Он приходит в мир не из пламенеющих бездн, он вырастает из души человеческой, из тишины, тьмы, одиночества человеческого «я», он растет вместе с обыкновенным человеком - не около, не вовне, а вместе с ним, вместе со всем человечеством, чтобы однажды подчинить его себе целиком и окончательно. Достаточно малейшей зацепки - как, например, некоторого излишнего преклонения безымянного лосевского героя перед наукой в ущерб вере: как красноречива его реплика о том, что с точки зрения науки гроб матери есть не что иное, как ящик с костями,- и тут же мир для него окончательно превращается в настоящий ад. И этот ад тем и страшен, что он обычен, невзрачен и всегда где-то рядом - в родном доме, на бульваре, на университетской кафедре, среди толпы. В любую минуту и повсюду готов воцариться Епишка, который пострашнее мелких ведьм и прочей нечести, ибо он безликое лицо ада, от которого не спасает наивно поданное героем заявление в полицейский участок. Спасает только страдание, только страстно─й путь веры - другими словами, та самая отвергаемая мировым мещанствам Пасха, когда, как говорит Иоанн Златоуст, Бог, «держимый смертию угаси смерть» - «воскресе Христос, и падоша демони».
Как и когда сможет, да и сможет ли вообще лосевский герой победить своего двойника-демона - нам, увы, не узнать: перед нами только ФРАГМЕНТ.Епишка*
Мне было пять лет. Рос я - довольно обычно. Ничего со мной особенного не случалось. Родители жили не бедно и не богато. И все было нормально.
Мама и няня рассказывали мне всякие небылицы, которые часто пугали мое воображение. Но и в этом не было ничего неестественного. Что ж тут особенного, если пятилетний ребенок боится Бабы Яги и не хочет оставаться в темноте?
Однако почему-то один раз я испугался как-то особенно.
Дело было летом, вечером. Мы играли с соседними ребятишками в небольшом саду около нашего дома. Часов около 7 все они разошлись, а я вернулся в дом и игрался около родителей и каких-то гостей, сидевших на небольшом крылечке перед садом.
Уже няня стала меня звать спать, как вдруг я вспомнил, что в саду остался мой пращ, который недавно мне подарили и который доставлял мне великую радость последние дни. Я не хотел расставаться с любимой игрушкой и побежал в сад, так как, по моему мнению, он остался на скамейке в глубине сада.
Я знал, что идти туда было жутко, так как уже порядочно стемнело. Но удовольствие от одного держания этого праща в своих руках было настолько велико, что я все же решился пойти на поиски. Я клал этот пращ себе под подушку, когда ложился спать, и вообще с ним не расставался.
Особенно сильной темноты не было. Были сумерки, стоявшие почти всю ночь.
С некоторой дрожью подошел я к скамейке, где предполагал найти пращ, и стал нервно шарить рукой и по скамейке и под нею на земле.
Никакого праща не было и в помине.
Что было делать? Идти спать без праща мне не хотелось. Темнота, однако, начинала пугать меня не в шутку.
Обшаривши все кругом, я все еще не мог примириться с мыслью идти
спать без праща и, дрожа от страха и досады, сел на скамейку или, кажется, к ней прислонился.
В то самое мгновение, как я прислонился к скамейке, я бросился что есть силы бежать в дом и, по-видимому, с неистовым криком и воплем, потому что взрослые успели уже спуститься с крыльца, когда я еще только подбежал к дому.
Черт знает что! Я даже не знаю, чего я испугался.
Обыкновенно пугаются ведьм, чертей, вампиров, покойников, всяких привидений. Я же испугался... прямо смешно и сказать чего.
Привиделся мне какой-то мальчишка, такого же возраста, как и я, с такими же белокурыми волосами. И даже не привиделся. Что значит - «привиделся»Ж Можно подумать, что это какое-то «явление», «видение». Ничего подобного! Просто мелькнул в голове образ какого-то мальчика,- такого, правда, не было среди моих товарищей,- но самого обыкновенного, самого нормального, в котором не было ни капли чего-нибудь странного, чудовищного, сказочного.
Это было обыкновенное ребячье лицо, которое всплыло на одно мгновение и тут же исчезло, как мало ли вообще чего у нас всплывает днем или ночью в сознании, а потом тут же и затухает на целую вечность?!
Лицо, однако, это я прекрасно запомнил. И вот сейчас мне уже за 50, а я помню его во всех деталях, как фотографию вижу.
Что о нем сказать? Да, по правде, и сказать-то о нем нечего. Ну, мальчуган как мальчуган. Ну, моего возраста. Ну, белокурый. Ну, смеется. Что еще? Правда, смеется как-то не того... Смешок какой-то... То есть скорей бы оно взрослому подходило... Но только не подумайте, что тут было как-нибудь особенно. Ничего особенного не было. Все было нормально. Смешок эдакий хитроватый: «Хе-хе!.. Ты, мол, хотел от меня спрятаться, а я вот тут как тут».
Вот и все незатейливое «явление».
Но чего же я так испугался?
На этот вопрос трудно ответить, но стоит ли особенно убиваться отвечать? Не на всякий вопрос стоит отвечать. Да и толку-то, если мы ответим. Ну, там, врач, конечно, как-нибудь объяснит. «Наследственность», «ассоциация идей», «эмоциональное мышление», вообще детская психика, два-три латинских термина... Ведь все, что совершается, имеет свои причины. Но это в конце концов просто скучно - вечно разыскивать причины. И потому я даже и сейчас, собственно говоря, этим не интересуюсь.
А дело было все-таки серьезное.
Меня, дрожащего, бьющегося в истерике, издающего вопли на весь дом, не могли успокоить целую ночь. Я болел долго, не меньше месяца. А после этого еще с год был истеричным, капризным, полусумасшедшим ребенком, так что психическое равновесие стало восстанавливаться только к началу школьного периода.
Меня долго расспрашивали, чего я испугался, так как всем с самого начала было ясно, что я именно испугался. Но я решил никому ничего не говорить и не говорил потом целую жизнь.
Мне уже боялись рассказывать страшные сказки, не оставляли одного в темноте и вообще принимали всякие меры.
Заботливость родителей, нормальные условия жизни, учеба, здоровый от природы организм взяли свое, и года через два-три весь тот беспокойный случай прошел бесследно.
Я кончил гимназию и поступил в университет.
Судьба была ко мне благосклонна. Я мог учиться частью на средства родителей, частью на свои уроки, не терпел особенной нужды, неплохо сдавал экзамены, и мне уже оставался до окончания всего только один год, как произошло событие, уже гораздо более неприятное, чем детский испуг в потемках.
Была весна, и я после целого дня зубрежки к экзамену вышел на Тверской бульвар (я учился в Москве) погулять, посидеть и подышать чистым воздухом.
Был опять вечер и опять сумерки.
На бульваре было много народу. Москвичи разного возраста, занятия и звания гуляли, жуировали, совершали сделки и просто отдыхали. Девицы легкого поведения были тоже в большом количестве. Было жужжание, стрекотня и почти гвалт.
Мне надоело шататься в центре, да и сесть было негде. Я вышел из толпы и, наконец, нашел свободную скамью ближе к Никитским воротам и с наслаждением сел, дыша всем телом на свежем весеннем воздухе и отдыхая от экзаменационной гонки.
И что же вы думаете? Тут уж вам и не пятилетний ребенок, а двадцатилетний молодой человек с усиками и даже с бородкой (я завел себе небольшую бородку, и она мне казалась изящной, мягкой и в то же время мужественной). Тут вам и не мама со своими русалками и нимфами, не родня со своими лешими, домовыми и водяными. Тут уж вам толстые томы университетских курсов по несколько сот страниц каждый... А вот поди ж ты!
Представьте вы себе - опять «явление» и «видение». Не правда ли, многовато это для одного человека? И не правда ли, опять так бывает в старых романах и бездарных потугах на чудесное и фантастическое?
Однако самое-то интересное заключается в том, что ничего же тут чудесного не было и в помине. Опять мелькнуло и опять на одно мгновение нечто до такой степени обыкновенное: нечто настолько неинтересное и несказочное, что я прямо-таки боюсь разочаровать того, кому попадут эти записки в руки.
Ну, пусть бы что-нибудь эдакое чудовищное или волшебное, пусть бы какой-нибудь Вий или хотя бы гоголевская свинья, показавшаяся кому-то там в окно.
Ни тебе Вия, ни тебе свиньи, а уж о домовых и леших и разговору не могло быть.
Это был какой-то молодой человек, моих тогдашних лет, с такими же усиками и бородкой, но только очень глупый. У него был вздернутый носик и высоко поднятые брови, придававшие ему глупо-удивленный вид. Но, кроме того, он по-видимому хотел передразнить, что ли, меня: голова у него была вытянута несколько вперед, ноги немного расставлены; а главное, эта глупая рожица как будто ухмылялась и как будто даже несколько высовывала язык, хотя этого я в точности не помню. Ну, точь-в-точь как мы, желая передразнить кого-нибудь, высовываем язык и производим звук, слегка напоминающий блеяние овцы.
Совершенно не могу сказать, чего тут страшного. Все это пустяки, о которых и разговаривать нечего, если бы только не одна подробность.
Вот уж что действительно странно, так это то, что я узнал в том стервеце того самого мальчишку, который привиделся мне в пятилетнем возрасте.
Что? Это существо, значит, где-то живет, становится из ребенка взрослым, появляется, когда ему бывает угодно, и т. д.Ж
Вот это действительно странно.
Да, да, это он сам. Я прекрасно помню оба эти портрета. Те же белокурые волосы, та же глуповатая улыбка. У ребенка носик, правда, был не очень вздернут, но у взрослого его вздернутый нос, вне всякого сомнения, есть тот же самый нос. Да, да, пятнадцать лет назад она только еще намечалась, эта форма, а сейчас она закончена и получила надлежащее развитие. Тогда этот субъект тоже пытался в чем-то меня поймать, как-то обмануть, вернее, как-то разоблачить,- да, да, не обмануть, а именно разоблачить,- и вот то же самое сейчас. Но только сейчас он значительно нахальнее, злее, глупее и бездарнее.
Итак, что же? Этот господин, значит, где-то живет и имеет свою судьбу? Где же он живет и что он делает, и какая его судьба? Какая цель его существования, а главное, где же, где он живет и зачем он ко мне является?
Впрочем, все эти вопросы я задаю сейчас скорее в порядке последовательного изложения и ради необходимой в таких случаях риторики. По настоящему, если хотите знать, то все эти вопросы и все ответы на эти вопросы были поставлены и даны, все, все целиком - в одно то мгновение, когда он мне привиделся.
Ответ был резкий, решительный, суровый и окончательный: этот господин целую жизнь живет около меня, со мною, может быть, даже во мне. Его цель - надоедать мне своими ужимками и гримасами, своими издевательствами надо мной и своим вечным сарказмом. Он - бездарен, глуп, он даже по виду - какой-то забитый провинциальный мещанин. И вот он вечно трется около меня, шмыгает у меня под носом, перебегает дорогу или шелестит мелкими шажками сзади.
В то дурацкое мгновение я вдруг вспомнил, что в течение целой жизни он был со мною, что он копировал, обезьянничал с меня все мои поступки и даже тайные мысли, что он скрыто владел мною, направлял меня то в ту, то в другую сторону.
Я вспомнил, что еще гимназистом, ложась спать, я чувствовал какое-то шевеление у меня под одеялом, какое-то скрипение кровати, несмотря на мою полную неподвижность. И тогда я не придавал этому значения, приписывая все своей фантазии. Но теперь я вдруг вспомнил,- да, да, именно вспомнил! - что это был он, он, этот глупый и злой мещанин, не отстававший от меня целую жизнь. Я был здоровым нормальным человеком, с хорошим организмом и правильно воспитанной психикой,- какое такое воображение и какая такая болезненная фантазия могла быть у меня тогда, у десятилетнего, у двенадцатилетнего, у пятнадцатилетнего здоровяка? Нет, это, конечно, была не фантазия.
В то идиотское мгновение на Тверском бульваре я вспомнил, что, когда я ездил на лето в деревню к родственникам, этот субъект первый становился на подножки железнодорожного вагона, семенил около меня в вагоне во время приискания места, путался в моих ногах при выходе из вагона, целовался с моими родственниками после моего прибытия к ним, опять завтракал и обедал со мною, ложился со мною спать, вставал и умывался.
В то пустое и бесплодное мгновение на Тверском бульваре я ощутил, что это существо уже давно проникло в меня, соединилось с каждой каплей моей крови, что оно копошится и млеет во всех тайных закоулках моей души. В каждом биении сердца, в каждом вздохе и выдохе, в каждом тайном и явном жизненном процессе моего тела живет, действует, ухмыляется, издевается, высовывает язык эта пошлая дрянь, эта бездарная карикатура, которая хоть бы обликом-то своим была похожа на сказку и фантазию, а то ведь и сказать-то о ней нечего, до того она бесцветна и бессодержательна.
Что? И из-за этого кретина мне страдать? Из-за этого скучнейшего мещанина нарушать мне мой нормальный образ жизни и выбиваться на несколько лет из колеи?
Да! Хочешь, не хочешь, а очнулся я после той минуты только через двое суток, увидевши, что я уже доставлен к себе на квартиру, что около меня заботится моя квартирная хозяйка и что было уже несколько врачей.
Я пришел в себя, но в груди, в голове, в глазах стояло что-то тяжелое, свинцовое; и я с трудом двигал своими членами.
Я вполне отдавал себе отчет, что со мной случилось, но я старался не вспоминать этого паршивого образа, уложившего меня на Тверском бульваре.
Малейшее воспоминание о нем повергало меня в океан досады, злобы, ненависти, мести, и - я начинал задыхаться от страстного, слепого, животного аффекта уничтожить, убить, изуродовать этого негодяя.
Как он смеет, думал я, врываться в мою жизнь? Кто ему дал право ухмыляться, высовывать язык? Чувство бешеной, но - сознаюсь - почти бессильной досады овладевало мною, клокотало в груди и в горле, и я начинал терять едва наметившееся, весьма неустойчивое равновесие.
Самое главное то, что малейшее припоминание этого образа неизменно рождало во мне все новые и новые черты и события из моего всегдашнего интимного общения с ним; и мне казалось, что в его виде на Тверском бульваре заложена целая тьма разных других образов и положений, рассматривать и расписывать которые не хватит и целой жизни.
Вот - не угодно ли? Проснувшись после скверной ночи через 3-4 дня после события на Тверском бульваре, я вдруг вспомнил и - что же, по-вашему, вспомнил? Я вспомнил, что на бульваре я его видел вовсе не так. Я его видел, оказывается, сидящим на скамейке, но уже не на бульваре, а где-то на дворе, сидящим и выщипывающим волосики у нескольких котят, которые около него ползали.
«Ведь этакая дрянь!» - подумал я. Но тут я еще сдержался. К вечеру этого дня, однако, я уже не мог сдержаться.
Целый день я ничего не вспоминал. Он стоял тут же, здесь же, около меня, во мне самом, но стоял недвижно, без лица, как бы кроясь во тьме, как бы мертвая глыба. Но только к вечеру этого дня я опять его вспомнил.
Вспомнил, и - мне стало ясно, что он вовсе не язык высовывает и не котят щиплет, а занимается совсем другим делом.
Стыдно, смешно и глупо сказать, каким именно другим делом.
Весь недостаток, весь дурной стиль этой фантазии вообще заключался в том, что тут не было ничего ни фантастического, ни сказочного, ни просто даже страшного. Но то, что я увидел в конце упомянутого дня, превосходило все по своей, я бы сказал, намеренной, нарочитой естественности.
Мой дурак, оказывается, просто испражняется. Правда, кое-что мне все-таки показалось при этом необычным. Почему он занимается этим делом прямо на земле, в каком-то даже саду или роще, что ли?
Вижу: какие-то кучи земли, какие-то белые камни, кресты... Э, да ведь это кладбище. Ха-ха, на кладбище испражняется! Почему? Что за выходки?
Я подождал, пока он застегнулся и ушел, и потом приблизился к тому месту, где он занимался столь прозаическим делом.
Я увидел очень много следов его занятий этим делом. Очевидно, он сюда постоянно за этим ходил; и, очевидно, у него не было для этого никакого другого места.
Вот и все!
Правда, я заметил еще одну мелочь. На этой могиле, которая вся была превращена в отхожее место, на стертой и облупленной пластинке, не то каменной, не то металлической, я прочитал имя его матери. Но это такой пустяк, что о нем и говорить нечего.
В конце концов совершенно неважно, где испражняться. Единственный вопрос, который может нас здесь беспокоить,- это вопрос только гигиенический и санитарный. Но вопрос этот все же имел в данном случае второстепенное значение, потому что дело было за городом, да при том еще где-то в глухой провинции, так что самые ярые санитары оставляли тогда эти места почти вне всякого внимания.
Да при том что такое «мать»Ж Разве это мать, если там только сундук с истлевшим хламом? Родителей, конечно, нужно уважать, если они того стоят. Но для меня самое важное - наука. А с научной точки зрения истлевший хлам есть истлевший хлам и больше ничего.
Дело, конечно, не в этом. А дело в том, почему он, мерзавец, выбрал именно это место, а не другое, и почему он, мерзавец, мне это показывает? Зачем это мне нужно? Какое мне до этого дело? Почему он врывается в мою нормальную жизнь и хочет ее нарушить и даже окончательно уничтожить?
Этого неуважения к себе я уже никак не мог выдержать; и если утром того дня я еще сохранил некоторое равновесие, то здесь я решил обратиться в полицию, чтобы она раз навсегда избавила меня от посещений этого нахала и от его назойливых информаций. Ведь это же в конце концов обязанность полиции - сохранять общественный порядок и препятствовать всякому его нарушению. Тут же вечером я побежал в свой полицейский участок и написал там подробное донесение. Начальник участка обещал принять меры, и я ушел успокоенным.
Прошло еще несколько дней. Я постепенно и довольно медленно оправлялся от всех неприятных чувств, доставленных мне моим субъектом. И я даже стал к нему относиться несколько юмористически, стал его называть Епишкой.
Я понемногу брался за учебники, узнавал о пропущенных экзаме-национных сроках и о возможности отсрочки для себя двух оставшихся эк-заменов, понемногу приходил в себя, как вдруг, уже получивши отсрочку экзаменов от университетского начальства, я опять вспомнил этого мошенника, вспомнил эдак часов в 12 дня, когда полез в чемодан за носовым платком, да так и остался на корточках перед чемоданом.
Вы не можете себе представить, до какого нахальства дошел Епишка.
Ха-ха! Епишка - ученый, Епишка - профессор. Епишка стоит на кафедре перед многочисленной аудиторией и читает лекцию. А я-то думал, что он на бульваре с прохожими балуется или чистит себе желудок! Ничего подобного! Это была только видимость. А вот, вот в каком виде представился он мне тогда на бульваре. Вот он читает свою лекцию - нет, не лекцию; вот он произносит речь и даже не речь, а какую-то проповедь. Да, да, он не профессор, он - проповедник, агитатор, основатель какой-то религии, секты или чего-то вроде этого.
- Господа! - с неподдельным волнением и дрожью в голосе выкрикивал Епишка, имея тот же самый глупейший вид с вздернутым носом, удивленно поднятыми бровями, с маленькими темными усиками и мягкой бородкой, с выкатившимися мелкими серыми глазенками, одновременно пугающими и испуганными.- Господа! Мы пока еще не можем преодолеть смерть, но мы уже можем ее обезвредить. Хотите обезвредить свою смерть?
- Хотим, хотим! - загудела толпа.
Я подумал: «Что значит обезвредить?» Но ничего не сказал и стал прислушиваться.
- Господа! - продолжал Епишка, и в его голосе мне послышалось что-то деланное, театральное.- Господа! Как бы вы сами хотели обезвредить свою смерть?
- Хотим умирать без болезней! Хотим, чтобы приятно было! Хотим, чтобы не помнить ничего!..
Толпа гудела и волновалась. Слышались отдельные выкрики:
- Умереть как заснуть! Не замечать смерти! Чтобы родные тоже не плакали! Хотим светлой кончины! Хотим, чтобы дела все закончить! Хотим... хотим...
И слышалось еще много всяких пожеланий. Их я и не вспомню.
- Господа! - перекричал вдруг всех Епишка.- Дайте мне сказать!
И, когда толпа несколько поутихла, он продолжал:
- Во всех ваших пожеланиях я не нахожу ничего нового, ничего принципиального. А я вот изобрел новое...
- Что, что? - послышались нетерпеливые вопросы.- Что такое, говорите! В чем дело? Что вы изобрели?
- Позвольте, позвольте,- резонерствовал оратор.- Вы вот хотели не иметь болезней. Это - вздор! Врачи могут вам сделать это и без меня. Что уж вам больно, что ли, перед смертью? Ну хватил какого-нибудь наркотика и - крышка! Ничего и не заметите.
В толпе почувствовалась некоторая озадаченность. Действительно, мало ли средств, которые анестезируют любую боль и даже лишают временно сознания?
- Мне больше понравилось,- продолжал с таинственным тоном Епишка,- когда кто-то из вас хотел, чтобы приятно было вам это дело! Надо, чтобы приятно было! Но, господа, и одной приятности мало. Что же мы, в самом деле, целую жизнь страдаем, страдаем, целую жизнь корпим, корпим, трудимся, трудимся, а потом умирать пришло, и вот тебе награда - приятность какая-то. Господа, этого мало! Слышите? Этого мало!
Толпа вновь оживилась, заинтересовалась. Послышались снова замечания и вопросы:
- Мало! Конечно, мало! Что это за приятность такая? Хотим больше! Да чего вы мучите нас? Говорите, что вы изобрели такое. Говорите скорее! Слушаем!
Епишка сознательно медлил, желая вызвать к себе более оживленный интерес и интригуя толпу, которая и без того была готова соглашаться на что угодно.
- Господа, надо смеяться! Да, надо смеяться перед смертью! - крикнул Епишка.
По толпе прошла новая волна недоумения.
- Надо смеяться! Надо хохотать!
Толпе это сразу понравилось. Хохотать перед смертью, видимо, ей больше хотелось, чем просто смеяться.
- Да! - вдруг закричал во весь голос Епишка.- Надо хохотать до упаду. Слышите ли: до упа-ду! Вот это и будет смерть. Надо лопнуть со смеху. Когда лопнете со смеху, это и будет смерть.
Толпа взбесилась.
Уже и во время предыдущих слов Епишки аудитория галдела как огромный рынок. Но сейчас все повскакивали с мест, и Епишка тоже сбежал с кафедры. Все бросились к нему, окружили его и наперерыв стали выражать свой восторг по поводу его идеи. Одни восхваляли его как какого-то нового чудотворца и спасителя от всех бед; другие били себя в грудь, желая показать полноту своих благодарных чувств; третьи ловили его руки и края одежды, чтобы их поцеловать; четвертые падали на колени, и кое-кто даже замирал в своей молитвенной, коленопреклонной позе.
- Где, где это средство? Скажи, и - мы умрем, мы лопнем со смеху. Спаситель наш, бог наш, веди нас куда хочешь! Надежда наша! Вождь наш! Возьми нас, прими нас! Мы твои! Мы твои!
Епишка махал руками направо и налево, как бы отмахиваясь от объятий, и лицо его раскраснелось от удовольствия.
- Да позвольте, позвольте! - кричал он.- Дайте сказать. Подождите. Еще же я вам не сказал, в чем дело... Позвольте! Ведь вся суть не просто в голой идее... Надо уметь выполнить... Позвольте! Остановитесь! Подождите! Дайте сказать!
Я думал, что толпа его разорвет на части от своего восторга. Но он каким-то чудом вырвался из толпы, взбежал опять на кафедру и заорал во всю глотку:
- Машина! Слышите? Машина такая есть...
Многие при слове «машина» стали вести себя менее бурно. И через несколько мгновений наступило относительное затишье, все еще прерываемое возгласами и вопросами. Кто-то даже рыдал, прислонивши голову к правой руке, а правой рукой опершись на сцену.
- Господа! Ведь вы же еще не знаете самого важного. Ведь одной идеи мало. Надо ее осуществить! Да!____________________________
* Название публикатора.
∙
20.04.2014 г.
Евреям 2:14:
«А как дети причастны плоти и крови, то и Он также воспринял оные, дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола…»
То, что сделал Иисус Христос, придя в этот мир, не мог совершить никто. В истории было столько великих людей, завоевателей, первооткрывателей, которые творили ее. Но то, что сделал Иисус Христос, повлияло не только на наш мир. Это повлияло на всю вечность, на каждого человека. Когда люди говорят о том, что Иисус был одним из великих людей, учителем, проповедником правды, – слишком мало сказать так о Христе. Иисус намного больше. Иисус Христос есть Помазанник. Он – Сын Всемогущего Бога. И также Он – Сын Человеческий. Но наряду с этим Он – Бог. Он – специальный посланник для нашего мира, пришедший, чтобы нечто совершить.
Что же Он совершил? Он совершил три вещи, которые открыли для нас новые горизонты. Вот что пишет апостол Павел.
1 Коринфянам 15:55-57:
«Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Жало же смерти – грех; а сила греха – закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!»
Это означает, что Иисус Христос разобрался с тремя вещами, с которыми никто на земле не смог бы разобраться. Он разобрался с грехом, с проклятием закона и со смертью. Это потрясающе!
«Смерть, где твое жало?» – спрашивает апостол Павел. Смерть страшна, столько людей боится смерти. Самый серьезный страх – это страх смерти. Но верующий в Иисуса Христа относится к смерти именно так: «Эй, смерть, кто ты такая?! Где твое жало?» Также многие люди живут в страхе перед адом, ожидая, что в конце жизни их ждет геенна, пламень огненный. Но отношение верующего человека к аду другое: «Ад, где твоя победа?» Иисус Христос сделал так, что ни смерть, ни ад, ни грех, ни сила греха – закон больше не имеют власти над верующим человеком.
Иисус Христос очень легко разобрался со смертью. Как? Он воскрес из мертвых! Таким образом Он показал всем людям земли: «Для Меня больше нет смерти!» Также Он дал обетование верующим людям: «Верующий в Меня не увидит смерти вовек». Он имел в виду вечную смерть, которая в Библии названа «смертью второй», – отделение от Бога, вечное мучение в аду. Иисус избавил нас от самой страшной смерти – от вечного осуждения. Но также Он сказал и о земной смерти: «Верующий в Меня, если и умрет, оживет» (Иоанна 11:25). Ни физическая смерть, ни вечная смерть больше не страшны верующему человеку! Вот что сделал Иисус. Конечно, смерть не исчезла. Люди по-прежнему умирают. Но смерть потеряла свою силу.
«Жало же смерти – грех…» Давайте немного подробнее поговорим об этом. Что такое жало смерти? Представьте какую-нибудь живую тварь, у которой есть жало, – например, пчела, оса, скорпион или ядовитая змея. Вообще-то у змей нет жала, но есть особые железы с ядом, который они выпускают через зубы. И вот как дьявол работал через грех. В Библии написано: «Возмездие за грех – смерть» (Римлянам 6:23). Согрешивший человек обязательно должен был понести наказание смертью. Пришел Иисус Христос и отломал это жало греха. А теперь представьте себе змею без ее ядовитого зуба – это же просто шланг! Она ничего тебе не сделает, никакого вреда не причинит. Она может выглядеть устрашающе, но ты с ней справишься, и она будет под твоими ногами.
Как же Иисусу удалось разобраться с этим смертоносным жалом греха?
Евреям 9:12:
«…и не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление».
Иисус предстал перед Отцом Небесным и показал Ему Свои раны и Свою кровь. Что сделала кровь Христа? Кровь Божьего Сына удовлетворила Божье правосудие. «Возмездие за грех – смерть» (Римлянам 6:23). Таково было наказание за грех. Любой преступник, нарушивший закон, должен понести наказание. Ему будет инкриминирована определенная статья, по которой он будет осужден. Возможно, его посадят в тюрьму, и даже раскаяние и извинение не помогут ему. Слова «простите, я больше не буду» не помогут. Совершивший преступление должен ответить за это, он все равно будет наказан. Таково Божье правосудие. Человек, нарушивший закон Божий, должен был умереть за свои грехи.
Но вот что сделал Иисус Христос: возмездие за наши грехи Он взял на Себя. «Возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе» (Римлянам 6:23). Умирая на Голгофе, истекая кровью, с пронзенными руками и ногами, Он пришел к Небесному Отцу и сказал: «Отец, вот Моя кровь, пролитая за этот мир». Бог принял кровь Иисуса как плату за грехи всего человечества. Это значит, что Бог простил все грехи людей – как верующих, так и неверующих. «Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя [людям] преступлений их» (2 Коринфянам 5:19). Посмотрите, как долго могут жить люди, совершившие страшные преступления, – например, эсэсовцы, которые мучили и уничтожали людей в концлагерях во время Второй мировой войны. В телесюжете нам поакзывают, что одному из нацистских преступников уже девяносто лет. Мы возмущены: «Как только его земля носит?!» Но это делает Бог: Он не вменяет людям их преступлений, потому что весь наш мир прощен Иисусом Христом. Но есть важный момент: наш мир прощен юридически. Есть документ на прощение каждого человека, подписанный Кровью Агнца. Вы скажете: «А как же сделать так, чтобы человек был прощен фактически?» Для этого надо уверовать в Голгофу, уверовать в Кровь Сына Божьего, уверовать в Иисуса Христа. И тогда верующий навсегда становится избавленным от греха, становится праведным и святым человеком.
Евреям 10:14:
«Ибо Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых».
Может быть, ты не веришь в это, считая себя грешником. Но это ты так смотришь на себя. Если ты уверовал в Иисуса Христа, то Бог видит тебя через Него и принимает тебя так же, как Праведника Иисуса. Ты становишься сыном или дочерью Живого Бога.
Итак, Иисус отломал жало смерти. «Жало же смерти – грех…» А если ты снова согрешаешь? Кровь Христа все равно действует. Написано: «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1 Иоанна 1:9).
Важно исповедовать свой грех. Это в наших интересах. Никто из нас не хотел бы накапливать свои преступления и грехи. Мы хотим избавиться от них и жить с чистой совестью. Наша совесть громко кричит, поэтому мы приходим под Божью благодать – и кровь Христа очищает нас от всякого греха. Мы продолжаем ходить по этой земле в святых одеждах.
Что еще сделал Иисус? Он избавил нас не только от проклятия греха. Он также избавил нас от проклятия закона. Мы прочитали, что «сила греха – закон» (1 Кор.15:56).
Галатам 3:13:
«Христос искупил нас от проклятия закона, сделавшись за нас проклятием – ибо написано: проклят всякий, висящий на древе».
Что такое проклятие закона? Когда Бог в древности дал Моисею заповеди для народа, все они были даны не для того, чтобы человек их исполнил. Никто не мог исполнить всех заповедей Божьих. Они были даны, чтобы показывать человеку его греховность, чтобы люди старались придерживаться заповедей и чтобы человечество, в конце концов, пришло к самому важному откровению: своими силами никто не может справиться с грехом. Чем отличаются все религии, существующие в мире, от христианской религии? Тем, что все они пытаются научить людей, как своими силами попасть на небеса. Но нашей силы не хватит для того, чтобы попасть на небеса! А если бы хватило, то Бог не послал бы Иисуса Христа. Именно приход Христа говорит о том, что нашей силы недостаточно, чтобы дотянуться до Бога. Но вот в чем проявилась благодать: Бог опустился к нам, Он дотянулся до нас.
Как работало проклятие закона? «Каждый, кто исполняет заповеди, будет благословен». И был приведен длинный список – перечень сфер, в которых ты будешь благословен: в городе и на поле, при входе и при выходе, благословлены житницы твои, плод чрева твоего, плод скота твоего – и так далее. Можете прочитать в Ветхом Завете обо всех благословениях закона для тех, кто исполняет его. Но также действовал и противоположный полюс благословения – проклятие. «Если ты не будешь исполнять закон и тщательно хранить его – то будешь проклят в городе и на поле, при входе и при выходе…» И далее следовал длинный список проклятий. Человечество попадало под проклятие потому, что не могло исполнить весь закон. И никогда люди не выбрались бы из-под этого проклятия, из своей невезучей жизни, из тьмы – если бы не Иисус Христос.
Что же Он сделал? Мы прочитали, что Он «искупил нас от проклятия закона, сделавшись за нас проклятием» (Галатам 3:13). И далее сказано: «…дабы благословение Авраамово через Христа Иисуса распространилось на язычников, чтобы нам получить обещанного Духа верою» (Галатам 3:14).
Иисус исполнил закон, но вместо благословения получил наше проклятие и висел на кресте – одинокий, обнаженный, оставленный, проклятый, отверженный. И даже Бог Отец отвернулся от Него. Иисус висел на кресте и взывал: «Боже Мой, Боже Мой, почему ты Меня оставил?» Вместо благословения, которое Он должен был наследовать, Он получил наше проклятие. Но благодаря Иисусу все мы – каждый человек – получили Божье благословение. Это благословение Авраама, которое предназначено каждому верующему. Иисус Христос разобрался со всяким проклятием, со всяким возмездием и наказанием для всего мира, а не только для верующих. Он сделал это и для абсолютно неверующих людей.
Но знайте, это произошло де-юре – то есть юридически есть штамп на бумаге. Есть соглашение, подписанное кровью. Есть слова Божьи. Но фактически мы становимся свободными от проклятия, когда веруем в Иисуса Христа. Всем сердцем веруем в Сына Божьего. Нелогично, когда люди не хотят идти в ад, не хотят жить в проклятии, не хотят, чтобы грех с последствиями смерти жалил их, – но в то же время они не хотят видеть причину, которая переводит их из той жизни в благословенную жизнь, не хотят принять Агнца Божьего. Они не хотят Бога, Который был послан ради них. Где логика в таком поведении людей? Они хотят хорошей жизни – но не хотят принять самую лучшую Личность во вселенной.
А ведь Божий путь прост – принять Евангелие. Иисус отправил Своих учеников по всему миру проповедовать Евангелие. Что такое Евангелие? Это Благая Весть: «Люди, ваши грехи прощены, ваши проклятия разрушены, смерть больше не властна над вами! Люди, уверуйте, что все это сделано Христом – Его смертью и воскресением. Уверуйте – и у вас будет другая жизнь, о которой написано в Слове Божьем. Уверуйте в Христа, живите Словом Божьим – и будете жить с Богом вечно!» Какое простое послание в христианстве! Никакими своими делами и заслугами ты не сможешь получить то, что Бог дает тебе даром – через веру в Иисуса Христа. Ты слышишь то, о чем говорит проповедник, и принимаешь это верой. Ты поймешь, что альтернативы просто нет. Куда бы ты ни пошел – люди нагрузят тебя такими бременами, такими законами, в которых ты закопаешься. Это путь в ад. Но Божий путь прост. «Идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся» (Исаия 35:8).
Вот что сделал Иисус Христос: Он избавил нас от греха, проклятия и вечной смерти. Он искупил нас от всего этого! Что это значит? Он заплатил за нас цену, и мы больше не принадлежим царству смерти. Мы прочитали, что Христос лишил силы имеющего державу смерти, то есть дьявола. Самого главного врага душ человеческих Он лишил силы через Свой крест и Свое воскресение. Древнего змея Иисус лишил его власти и силы. Поэтому Евангелие – Благая Весть о том, что сделал Иисус, – принадлежит всем людям этого мира. Как только люди услышат Благую Весть и уверуют в это всем сердцем – они перейдут из царства сатаны в Царство Божье и пребудут в этом Царстве вечно.
Хочешь ли ты в Царство Божье? Может быть, ты устал жить в грехах, в проклятии и рабстве. Это похоже на то освобождение, которое получают военнопленные, сидящие за колючей проволокой, когда вдруг приходит вестник и объявляет им: «Наши победили! Враг капитулировал!» Эти люди сидели без надежды, в мрачной уверенности, что никогда не увидят своих родных, что будут расстреляны. Вокруг них по периметру – множество вооруженных солдат, готовых в любую минуту выполнить приказ о расстреле. Но вестник провозглашает: «Битва выиграна! Победа одержана!» Узники поднимаются, потому что понимают: власть поменялась! Враги опускают автоматы, понимая, что оказались в проблеме. Они понимают, что любое неосторожное действие сейчас может стоить жизни им самим. Капитуляция уже подписана.
Колоссянам 2:15:
«…отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою».
В современном переводе это звучит так: «Этим Он обезоружил начала и власти и выставил их перед всеми на посмешище, провел их как пленных в Своем триумфальном шествии».
Благая Весть – вот ответ для этого мира. Благая Весть, друг, – это ответ и для тебя. Тебе больше нет нужды жить в грехах, в страхе смерти, в прежних проклятиях. Прими Иисуса Христа – и ты войдешь в благословение!
"54Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою.55Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?56Жало же смерти – грех; а сила греха – закон.57Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!58Итак, братия мои возлюбленные, будьте тверды, непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем, зная, что труд ваш не тщетен пред Господом" (Первое послание к Коринфянам 15:54-58);
Словарный разбор
Стих 54
ὅταν δὲ τὸ φθαρτὸν τοῦτο ἐνδύσηται ἀφθαρσίαν καὶ τὸ θνητὸν τοῦτο ἐνδύσηται ἀθανασίαν, τότε γενήσεται ὁ λόγος ὁ γεγραμμένος· κατεπόθη ὁ θάνατος εἰς νῖκος. (хотан дэ то фтхартон туто эндюсэтаи афтхарсиан каи то тхнэтон туто эндюсэтаи атханасиан, тотэ генэсэтаи хо логос хо геграммэнос катэпотхэ хо тханатос эис никос)
καταπίνω (катапино) –выпивать; перен. поглощать, проглатывать, пожирать; Это слово происходит от глагола πίνω (пино) – пить; с помощью κατά (ката) –вниз, с; на, против; по; в; за;
Поэтому καταπίνω означает полное поглощение, без остатка.
Стих 55
ποῦ σου, θάνατε, τὸ νῖκος; ποῦ σου, θάνατε, τὸ κέντρον; (пу су, тханатэ, то никос; пу су, тханатэ, то кентрон)
κέντρον (кентрон) - жало (пчелы, скорпиона); рожон (железный острый прут для понукания животных)
Стих 56
τὸ δὲ κέντρον τοῦ θανάτου ἡ ἁμαρτία, ἡ δὲ δύναμις τῆς ἁμαρτίας ὁ νόμος·(то дэ кентрон ту тханату хэ хамартиа, хэ дэ дюнамис тэс хамартиас хо номос)
ἁμαρτία (хамартиа) –грех, прегрешение, преступление, провинность, проступок, греховность; Согрешить – значить выйти за рамки закона.
Это слово употребляется в Новом Завете довольно часто – 173 раза. Также оно использовалось лучниками, когда они не попадали в цель.
Стих 57
τῷ δὲ θεῷ χάρις τῷ διδόντι ἡμῖν τὸ νῖκος διὰ τοῦ κυρίου ἡμῶν Ἰησοῦ Χριστοῦ. (то дэ тхэо харис то дидонти хэмин то никос диа ту кюриу хэмон Иэсу Христу)
Стих 58
Ὥστε, ἀδελφοί μου ἀγαπητοί, ἑδραῖοι γίνεσθε, ἀμετακίνητοι, περισσεύοντες ἐν τῷ ἔργῳ τοῦ κυρίου πάντοτε, εἰδότες ὅτι ὁ κόπος ὑμῶν οὐκ ἔστιν κενὸς ἐν κυρίῳ. (Хостэ, адэльфои му агапэтои, хэдрайои гинэстхэ, амэтакинэтои, пэриссэуонтэс эн то эрго ту кюриу пантотэ, эидотэс хоти хо копос юмон ук эстин кенос эн кюрио)
ἑδραῖος (хэдрайос) –сидячий; твёрдый, устойчивый, непоколебимый. (См. 1 Кор. 7:37);
ἀμετακίνητος (амэтакинэтос) –неподвижный, недвижимый, непоколебимый; Это слово образовано от глагола μετακινέω (мэтакинэо) – перех. передвигать, двигать с места; неперех. передвигаться, уходить; а также отрицательной частицы α- (а). Отсюда, ἀμετακίνητος обозначает "не сдвигаться с места". В переносном смысле, это слово значит быть твердым и стойким.
περισσεύω (пэриссэуо) –перех. приумножать, обогащать, достигать избытка или изобилия; страд. иметь в избытке, обогащаться; неперех. жить в избытке или изобилии, преизбыточествовать, изобиловать, иметь в избытке или изобилии, умножаться, превосходить, оставаться. (См. 1Кор.14:12);
Размышление
54 стих
Пророчество исполнится во всей полноте только тогда, когда все предреченное исполнится в точности. В данном случае Павел говорит о том, что смертное или тленное должно быть поглощено вечным, нетленным. Именно поглощено. Апостол употребляет два глагола для того чтобы показать нам как это будет происходить:
Первый глагол это ἐνδύω (эндюо) – одевать, надевать. Павел говорит нам, что тленное должно стать нетленным, а смертное должно стать бессмертным. Таким образом, речь идет не о чем-то новом, полученном как новая одежда, а о преобразовании старого до состояния противоположного изначальному. Мы имеем дело с процессом, а не с мгновенным изменением или заменой.
Второй глагол является результатом первого и завершает процесс. Это глагол καταπίνω (катапино) – выпивать, поглощать, проглатывать, пожирать. Это не просто завершение процесса, но и в какой-то мере объяснение процесса. Бессмертие поглощает смертное. И снова мы имеем дело не с мгновенным действием, а с процессом. Выпивать, поглощать – это процесс.
Таким образом, преображение нашего естества из тленного в нетленное - это процесс, который происходит прямо сейчас с каждым из нас. Возможно мы его не замечаем или не понимаем того, что происходит, но Бог продолжает работать в нас, преображая нас для вечной жизни.
55 стих
Из этого отрывка мы можем понять, что смерть и ад - это реальные действующие лица на карте нашей истории. При этом мы понимаем, что у смерти есть жало, которое вырывается нашим преображением, а ад теряет свою победу, поскольку мы больше не умираем. Это победное восклицание!
В следующем стихе Павел объясняет нам, что такое жало смерти. Что приводит нас к такому состоянию, что ад принимает нас в свои объятия и что делает нас не просто свободными от этого, но и дает иммунитет к смерти.
56 стих
Апостол говорит о том, что жалом смерти является грех. Об этом же пишет Апостол Иаков:
"…похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть" (Послание Иакова 1:15);
Грех неминуемо ведет человека к смерти. Это неизбежно. Может показаться, что ничего страшного не произошло ни в момент согрешения, ни сразу после него. Возможно, мы и не заметили изменений, но они произошли. Человек медленно умирает. Часто физическая болезнь проявляется только тогда, когда уже ничего невозможно исправить. Так бывает и с грехом – он не только оскверняет и убивает, но и обольщает, притупляя бдительность.
Сила греха – закон. Закон показывает нам наше несовершенство и невозможность измениться. Закон настолько строг, что при всех усилиях его выполнить, малейшее несоответствие приводит к тому, что все усилия идут насмарку и исправить уже ничего невозможно. Это придает греху силу. Закон говорит, что если человек согрешил, то это уже никогда не исправить. Это приводит к апатии и самоосуждению. И если бы не благодать, то надежды у нас просто не было бы.
57 стих
Павел благодарит Бога, который в Иисусе Христе подарил нам победу. Ключевым словом является слово δίδωμι(дидоми) – давать, отдавать, подавать, выдавать, раздавать, наделять, уступать, позволять. Мы не победители в прямом смысле этого слова. Победителем смерти и греха является Иисус, Который и подарил нам эту победу. Мы получили в дар то, что никогда бы не смогли приобрести самостоятельно.
58 стих
Этот стих логично будет разделить на две части. Первая часть говорит о том, что нам необходимо для того чтобы преобразование было завершено, а вторая ободряет нас трудиться.
Итак, Павел пишет о трех вещах, которые нам необходимы для того чтобы наше преображение было завершено.
Во-первых, нам необходима твердость. Любой человек, вставший на путь служения, должен понимать, что твердость - первое качество, которое потребуется ему в этом деле. Когда Моисей умер, и Иисус Навин стал лидером народа, то первое, к чему его призвал Бог, была именно твердость:
"Будь тверд и мужествен; ибо ты народу сему передашь во владение землю, которую Я клялся отцам их дать им…" (Книга Иисуса Навина 1:6);
Что имеется в виду под твердостью? Слово ἑδραῖος (хэдрайос) – сидячий, твердый, устойчивый, непоколебимый, говорит нам о твердой вере, об устойчивости. Таким образом, речь идет о твердости принципов веры.
Во-вторых, Павел пишет о непоколебимости, в греческом оригинале - это ἀμετακίνητος (аметакинэтос) – неподвижный, непоколебимый. Здесь речь идет о стабильности. Каждому, кто служит Богу и следует за Ним, необходимо это качество. Корни жизни и судьбы должны глубоко уйти в глубину Бога. Мы должны оставаться навсегда в том месте, где нас призвал Господь и куда Он нас призвал. Ничто и никто не должен нас сдвинуть.
В-третьих, Павел говорит "преуспевайте", т.е. будьте успешны. περισσεύω (пэриссэо) – приумножать, обогащать, достигать избытка и изобилия. Таким образом, речь идет не о состоянии, а о стремлении. Мы должны стремиться к тому, чтобы приумножать то, что нам дано Господом. Чтобы понять о чем идет речь достаточно вспомнить две притчи, которые рассказал Иисус: притчу о талантах и притчу о минах.
Вторая часть этого стиха ободряет нас. Апостол пишет, что наш труд не тщетен, не напрасен, что он принесет плод, даже, если его и не видно на первый взгляд. Часто мы опускаем руки потому что не видим того плода наших трудов, который ожидаем, но Бог говорит через Павла, чтобы мы не унывали, наша работа имеет плоды, которые никуда не пропадут.
"Аще кто благочестив и боголюбив, да насладится сего добраго и светлаго торжества. Аще кто раб благоразумный, да внидет, радуяся, в радость Господа своего. Аще кто потрудися постяся, да восприимет ныне динарий. Аще кто от перваго часа делал есть, да приимет днесь праведный долг. Аще кто по третием часе прииде, благодаря да празднует. Аще кто по шестом часе достиже, ничтоже да сумнится; ибо ничим отщетевается. Аще кто лишися и девятаго часа, да приступит, ничтоже сумняся, ничтоже бояся. Аще кто точию достиже и во единонадесятый час, да не устрашится замедления: любочестив бо Сый Владыка, приемлет последняго, якоже и перваго: упокоевает в единонадесятый час пришедшаго, якоже делавшаго от перваго часа: и последняго милует, и первому угождает, и оному дает, и сему дарствует: и дела приемлет, и намерение целует; и деяние почитает, и предложение хвалит.
Темже убо внидите вси в радость Господа своего: и первии, и втории, мзду приимите. Богатии и убозии, друг со другом ликуйте. Воздержницы и ленивии, день почтите. Постившийся и не постившийся, возвеселитеся днесь. Трапеза исполнена, насладитеся вси. Телец упитанный, никтоже да изыдет алчай; вси насладитеся пира веры; вси восприимите богатство благости. Никтоже да рыдает убожества: явися бо общее Царство.
Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия. Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть. Угаси ю, Иже от нея держимый. Плени ада, Сошедый во ад. Огорчи ада, вкусивша плоти его.
И сие предприемый Исаиа возопи: ад, глаголет, огорчися, срет Тя доле. Огорчися, ибо упразднися, огорчися, ибо поруган бысть. Огорчися, ибо умертвися. Огорчися, ибо низложися. Огорчися, ибо связася. Прият тело, и Богу приразися. Прият землю и срете небо. Прият, еже видяше, и впаде во еже не видяше.
Где твое, смерте, жало? Где твоя, аде, победа?
Воскресе Христос, и ты низверглся еси. Воскресе Христос, и падоша демони. Воскресе Христос, и радуются Ангели. Воскресе Христос, и жизнь жительствует. Воскресе Христос, и мертвый ни един во гробе. Христос бо, востав от мертвых, Начаток усопших бысть. Тому слава и держава во веки веков. Аминь".
На русском языке
Кто благочестив и Боголюбив - насладись ныне сим прекрасным и радостным торжеством! Кто слуга благоразумный — войди, радуясь, в радость Господа своего! Кто потрудился, постясь, - прими ныне динарий! Кто работал с первого часа - получи ныне заслуженную плату! Кто пришел после третьего часа - с благодарностью празднуй! Кто достиг только после шестого часа - нисколько не сомневайся, ибо и ничего не теряешь! Кто замедлил и до девятого часа - приступи без всякого сомнения и боязни! Кто же подоспел прийти лишь к одиннадцатому часу - и тот не страшися своего промедления! Ибо щедр Домовладыка: принимает последнего, как и первого; ублажает пришедшего в одиннадцатый час так же, как и трудившегося с первого часа; и последнего одаряет, и первому воздает достойное; и тому дает, и этому дарует; и деяние принимает, и намерение приветствует; и труд ценит, и расположение хвалит.
Итак, все - все войдите в радость Господа своего! И первые, и последние, примите награду; богатые и бедные, друг с другом ликуйте; воздержные и беспечные, равно почтите этот день; постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне! Трапеза обильна, насладитесь все! Телец упитанный, никто не уходи голодным! Все насладитесь пиром веры, все воспримите богатство благости!
Никто не рыдай о своем убожестве, ибо для всех настало Царство! Никто не плачь о своих грехах, потому что из гроба воссияло прощение! Никто не бойся смерти, ибо освободила нас Спасова смерть! Объятый смертью, Он угасил смерть. Сошед во ад, Он пленил ад и огорчил того, кто коснулся Его плоти.
Предвосхищая сие, Исаия воскликнул: «Ад огорчился, встретив Тебя в преисподних своих». Огорчился ад, ибо упразднен! Огорчился, ибо осмеян! Огорчился, ибо умерщвлен! Огорчился, ибо низложен! Огорчился, ибо связан! Взял тело, а прикоснулся Бога; принял землю, а нашел в нем небо; взял то, что видел, а подвергся тому, чего не ожидал!
Смерть! где твое жало?! Ад! где твоя победа?!
Воскрес Христос, и ты низвержен! Воскрес Христос, и пали демоны! Воскрес Христос, и радуются ангелы! Воскрес Христос, и торжествует жизнь! Воскрес Христос, и никто не мертв во гробе! Ибо Христос, восстав из гроба, — первенец из умерших. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.
Святитель Иоанн Златоуст
