≡× МЕНЮ

• Радиаторы
• Отопление
• Газоснабжение
• Газопровод
• Водопровод

Почему герцен разочаровался в европейском социализме. Утопический социализм в россии

Теория русского социализма А.И. Герцена С.И. Павлов

Гуманитарный факультет МГТУ, кафедра философии

Аннотация. В статье раскрывается учение А.И. Герцена о "русском социализме" как национальном варианте начавшегося "пересоздания общества". Пересоздание призвано трансформировать человечество в четвертую формацию, которую, возможно, будет структурировать идея социализма. Анализируются герценовские проекты преобразования различных сфер российского общества, разработанные в противовес правительственным реформам 1861 г. Показано видение мыслителем социалистической России как конфедеративного, либерально-демократического общественного устройства, развивающегося на основе ассоциаций производителей, самоуправления, товарно-денежных отношений, конкуренции различных форм собственности, в том числе частной. Осуществляется сравнительный анализ герценовского и русского христианского социализма.

Abstract. The paper has considered A.I. Hertzen"s conception of "Russian socialism" as a national variant of a "society reconstruction". The reconstruction would transform mankind in the fourth formation which would be formed by socialist ideas. Hertzen"s projects of a reform of different spheres in the Russian society (worked out by Hertzen in the opposite to the governmental reforms of 1861) have been analyzed. Hertzen thought the socialist Russia would be confederate, liberal and democratic, its economics would develop on the basis of producers associations, self-government, commodity-money relations, competition of different forms of property, private as well. The comparative analysis of Hertzen"s and Russian Christian socialism has been presented in the paper.

1. Введение

В философии русского радикализма важной вехой является идейное наследие Герцена, которое не только синтезировало политические идеалы декабризма, общечеловеческие устремления западноевропейского социализма и буржуазной демократии, но и послужило одним из важнейших источников русского политического либерализма. В социализме мыслитель видел прогрессивную альтернативу буржуазно-мещанскому развитию. Для него это была теория "пересоздания общества" на основе эволюционного, гармонического перехода из состояния "стихийности" в состояние "свободы" "разума".

Суть концепции "пересоздания общества" - это социология, являющаяся результатом герценовской реализации запроса XIX в. на новую социологическую теорию. Методологией ее разработки становится рационалистический реализм. Концепция закономерного радикального преобразования общества имеет ряд аспектов: а) в соответствии с принципом объективации разума ориентирует на выявление начала социальности, которое обнаруживается в некоем моделируемом стихийно-разумном существе, обусловливающем собой переход от природности к социальности и прогрессирование последней; б) позволяет через многообразие и альтернативность социальных и духовных форм трактовать развитие человечества как континуальный цивилизационный и дискретный формационный процесс, в котором "пересоздание" является длительным фазисом, представляющим по сущности единство, а по содержанию - переход истории от стихийного периода к сознательному; в) служит философским обоснованием герценовского социалистического учения, раскрывающего основные контуры актуальной, единой в многоразличии, преходящей, возможной, необязательной для всех народов общественной формы.

Исходя из этого, "русский социализм" разрабатывается Герценом как естественное, сознательное раскрытие потенциала крестьянского быта под воздействием общечеловеческой социалистической европейской идеи. В данной доктрине обосновывается невозможность появления пролетариата в России и доказывается прогрессивность аграрно-индустриального развития страны на базе трансформации крестьянских общин в ассоциации производителей. По этим позициям "русский социализм" всецело противоположен западному, в том числе марксистскому, ориентированному на диктатуру пролетариата.

2. Учение об общине

В 40-60-х годах XIX в. по мере продвижения России в решении вопроса об отмене крепостного права внимание прогрессивных, консервативных и реакционных социально-политических сил было

приковано к судьбе крестьянской общины. Все отчетливо сознавали, что Россия - аграрная держава, где сельское население составляет подавляющее большинство, из которого, по подсчетам Огарева, 80 процентов - общинники. Вполне естественен интерес Герцена к данному социальному феномену, от направленности преобразования которого зависело будущее Отечества.

В произведениях русского мыслителя можно выделить ряд аспектов исследования общины: уяснение понятия "община"; поиск ее истоков и роли в движении российской государственности; познание общины как факта современности; выявление перспектив развития народного быта. В социально-философском плане эти направления, в конечном счете, подчинены выявлению существа общины как исходной ячейки российского "общественного организма" и поиску возможности раскрытия ее потенциала до образования внешней формы общества (государства).

Следует заметить, что вышеобозначенную общефилософскую задачу осознанно или неосознанно решали все достаточно заметные теоретики российского социального процесса, признающие его особенность и самобытность. Так, вестфальский барон фон Гакстгаузен в своем труде "Исследование внутренних отношений в народной жизни..." усматривает гармонию между общиной и самодержавием. По его выводам, народный быт представляет собой не просто "хорошо организованную республику, которая покупает свою независимость определенной платой господину"; не только основу, обеспечивающую "общественную силу и порядок, как нигде в других странах"; не сугубо средство против социальных революций, "так как мечты европейских революционеров имеют уже свое реальное осуществление в народной жизни"; не столько "доставляет России ту неизмеримую выгоду, что в этой стране нет до сих пор пролетариата и он не может образоваться, пока существует такое общественное устройство", сколько заключает в себе социальную целостность, зафиксированную немецким исследователем на примере одной из молоканских общин, в которой "...необразованным русским крестьянам удалось образовать теократическое государство в 4000 человек, утопию Платона с христианско-гностическим религиозным основанием..." (Гакстгаузен, 1870). Главным в патриархальном быте и характере русского народа Гакстгаузен считает беспредельное уважение к авторитету старосты в общине и особенно к царю, этому "общему отцу".

Славянофилы, отвергая ряд пунктов доктрины Гакстгаузена о развитии Российской империи, сходились с ним в главном и "провозгласили монархический принцип русского жизнеустройства, - с той разве что оговоркой, что западные формы государственного управления, привившиеся на русской почве со времен Петра Великого, таят в себе огромное зло и сковывают нравственные возможности народа". (Янковский, 1981). Данное исходное положение учения в сочетании с принципом православия и общинности позволило славянофилам выдвинуть идею реконструкции "золотого века". Для этого, по их мнению, необходимо развернуть сохраненные в общине общечеловеческие формы общественного быта, заключающиеся в истинном христианстве, и установить братское взаимоотношение между общиной и самодержавием, нарушенное "петербургским периодом".

Процесс восстановления свободных и разумных отношений между властью и народом К. С. Аксаков обосновывает в концепции Земли и Государства. По его мнению, потенциал общины может раскрыться только тогда, когда будет направляться государством или "внешней организацией народа". При этом государство получит свободу управления, ограниченного и контролируемого общиной, а последняя приобретет свободу "земского мнения". Идею прогресса крестьянского мира с использованием науки и техники Запада наиболее последовательно отстаивал И.В. Киреевский, руководствуясь тезисом: "...развитие государства есть ни что иное, как раскрытие внутренних начал, на которых оно основано" (Киреевский, 1994а). "Если старое было лучше теперешнего, - пишет мыслитель, полемизируя с A.C. Хомяковым по поводу значения общины, - из этого еще не следует, чтоб оно было лучше теперь" (Киреевский, 19946).

Герцен критически перерабатывал труды об общине теоретиков разных направлений и находил для себя много полезного. Это связано, прежде всего, с тем, что исследователи, в основном, верно фиксировали компоненты крестьянского "мира", но каждый делал выводы, исходя из своего миропонимания и учета интересов свойственной себе социальной среды. Как отмечает А.Ф. Замалеев, Герцен, характеризуя русский общинный быт, акцентировал внимание на следующих моментах: во-первых, "русская сельская община существует с внезапамятных времен и похожие на нее формы встречаются у всех славянских народов"; там же, "Где её нет, она пала под германским влиянием"; во-вторых, земля, принадлежащая общине, распределяется между её членами, и каждый из них обладает "неотъемлемым правом" иметь столько земли, сколько её имеет любой другой член той же общины; "эта земля предоставляется ему в пожизненное владение, он не может, да и не имеет надобности передавать ее по наследству"; в-третьих, вследствие такой формы земледелия "сельский пролетариат - вещь

невозможная" (Замалеев, 1976). В данном случае общнна со своим мирским управлением представляется "очищенной" от случайностей.

Вышеуказанные положения варьируются Герценом в последующих произведениях. Вместе с тем в работах "Крещеная собственность", "Русский народ и социализм" (1851) появляется новый акцент: рассмотрение позитивной и негативной сторон народного быта в качестве единства противоположностей. К положительным моментам мыслитель относит: обеспечение крестьянским миром защиты общинников от произвола помещика, чиновников, природных невзгод; наделение крестьян землей в количестве, как правило, достаточном для прокормления; мирское самоуправление, развивающее личность как члена общины, обеспечивающее социально-экономическую стабильность, т.к. наделение землей, расклад податей, выбор старосты и прочих административных лиц, а также решение всех важных вопросов осуществляется на миру; выборные и должностные лица подотчетны сельскому сходу и могут быть смещены; община дает простор для предприимчивых, разрешая им уходить на заработки в город, образовывать артели для занятий промыслом.

Наряду с этим Герцен видит, что общинная жизнь "стирает", типизирует личности. Общинник не заинтересован в улучшении земледелия, поскольку наделяется таким количеством земли, которое обеспечивает прожиточный минимум при ее небрежном возделывании, а также по причине периодического передела сельскохозяйственных угодий. Главную консервативную черту крестьянского быта мыслитель определяет так: "В общине слишком мало движения; она не получает извне никакого толчка, который побуждал бы ее к развитию, в ней нет конкуренции, нет внутренней борьбы, создающей разнообразие и движение..." (Герцен, 1955а).

В целях выяснения причины общественной инертности крестьянства Герцен изучает его в истории стран Западной Европы. В результате философ приходит к выводу, что данное сословие является наименее прогрессивной частью всех народов. Оно, как правило, не выдвигает идеи общественных преобразований, поскольку сосредоточено на сохранении своего быта. В образе жизни сельского населения доминирует религиозность, однообразие и размеренность, однотипность социальных отношений, тяжелый труд и тесная связь с природой, привязанность к земле и своей семье, служащей гарантом благополучия. Консерватизм особенно присущ русским общинникам, которые с реформ Петра I были полностью поставлены вне цивилизационных мероприятий правительства, направленных на укрепление государства, дворянства, но не на повышение благосостояния народа. В московский и петербургский периоды отечественной истории крестьяне остаются в рамках архаического быта и верят в неотчуждаемость земли, принадлежащей "миру".

По мнению Герцена, царизм и бояре, а затем самодержавие и помещики видели в общине с ее круговой порукой, консерватизмом основу для своего обеспечения людскими, материальными и денежными ресурсами. Власть имущие, с одной стороны, постоянно усиливали закрепощение крестьян, с другой стороны, превратили "крестьян в государство", т.е. возвели народный быт в государственный институт, охраняемый от чрезмерной эксплуатации. Это позволило философу утверждать: "Государство и крепостное право по-своему сохранили родовую общину" (Герцен, 1957а).

Рассмотрев общину в истории России, мыслитель заключает, что она составляла и составляет основу российского "общественного организма", является сохранившимся в государственный период "архаическим фактом", современное состояние которого, в сущности, воспроизводит великие общины Новгорода, Пскова, Киева. Стабильность данного социального института обеспечивается его естественным происхождением, соответствием формам жизнедеятельности крестьян. Подтверждая свой вывод, философ ссылается на приведенный Гакстгаузеном пример, когда князь Козловский отпустил крестьян на волю с предоставлением им земли, исходя из внесенной каждым суммы выкупа, но они произвели равный передел земли согласно веками укоренившейся нравственности.

Герцен достаточно обстоятельно изучает историю России и находит в общине основополагающую общественную "ячейку" с доминирующим в ней принципом коллективизма, уравнительности. Однако в противоположность народному быту государство и общество сформировались на принципах индивидуализма и эгоизма. В то же время мыслитель считает, что в истории страны существовала возможность для развития согласно народной жизни, поскольку "русская история до Петра представляет государственную эмбриогению темного, бессознательного пластицизма, оседания, роста, идущего до встречи с монголами" (Герцен, 1958а). Решая проблему, философ обращается к состоянию изначальной Руси, сформировавшейся в IX в. на основе патриархального общинного быта, у которого тенденция "замыкания", "обособления" значительно превосходила стремление к объединению. В силу этого организаторами государственности стали приглашенные новгородцами варяги, а сложившаяся федерация скреплялась только единством княжеского рода. Тем не менее, общинный коллективизм определял социальные отношения в стране.

В истории России, по мнению Герцена, серьезная попытка по созданию государственности на основе суверенитета народа была предпринята украинским казачеством. В военные, республиканские и демократические общины устремилось множество людей, рвавшихся к опасностям военной жизни и первобытной независимости. Казаки обладали "чутьем норманнов" и, в первую очередь, предпринимали стихийные шаги, направленные на расширение территории государства, охрану его рубежей. Философ рассматривает положение Украины со времен Киевского периода и до Петра I. Страна представляла собой казачью, земледельческую республику с военным устройством, на основах демократических и коммунистических. "Республика без централизации, без сильного правительства, управляемая обычаями, не подчинявшаяся ни московскому царю, ни королю польскому. В этой первобытной республике не было и следа аристократии; всякий совершеннолетний человек был деятельным гражданином; все должности, от десятника до гетмана, были выборными" (Герцен, 19576). По выводам Герцена, на Украине, как у черногорцев, сербов, иллирийцев и долматов, "славянский дух" только обнаружил свои стремления, но не создал политические формы. Для этого нужно было отказаться от беспечной казачьей жизни, объединиться, централизоваться и подвергнуться муштре сильного государства.

Созданию жизнеспособной государственности мешало свойственное славянам и присущее украинским казакам стремление к стихийной жизни, желание жить общинами обособленно, неприятие государства. В общественной жизни славянских народов, отмечается в работе "Старый мир и Россия" (1854), есть нечто "колеблющееся, неопределенное, нерегламентированное, анархическое" (Герцен, 19576), поэтому они не сумели объединиться для защиты своих границ: одни уступили натиску немцев, другие - турок, третьи - различным диким ордам, а Русь долгое время томилась под монгольским игом.

Герцен особо отмечает стремление Новгорода - этой "северной республики", имевшей широкую сеть владений по всей России, свободной от монгольского ига, всегда ставившей права общины выше прав княжеской власти - объединить русские земли. Однако Новгород проиграл противоборство с Москвой. Исход противостояния решила большая активность московских князей по усилению своей власти и ее распространению на города центральной Руси. Успеху способствовало выгодное географическое положение, а также слабость общинных традиций в молодом городе, Москве, поддержка населения, видевшего в усилении княжеской власти возможность для избавления от ига завоевателей.

В работе "О развитии революционных идей в России" (1850) предпринимается попытка выявить главную причину торжества абсолютизма на Руси. По мнению философа, в стране жизнь народную и политическую определяли два принципа: "князь" и "община". Из них более деятельным и эгоистичным оказался первый. Община сосредоточила усилия на самосохранении и не проявляла заинтересованности в организации государственности в соответствии со своим коллективным началом. В ряде своих произведений мыслитель показывает, что патриархальный уклад формировал у народа черты почитания сильной власти. Семейный быт вообще определяется как наиболее консервативный элемент славянского характера. "Сельская семья, - констатировал философ, - неохотно дробится; нередко три, четыре поколения проживают под одним кровом, вокруг патриархально властвующего деда" (Герцен, 1956). Отсюда происходит уважение, терпимость крестьян к царю, идея которого становится компонентом их мира. "Пугачев для низложения немецкого дела Петра, - указывается в работе "К старому товарищу", -сам назвался Петром [Петром III - С.П.], да еще самым немецким, и окружил себя андреевскими кавалерами из казаков и разными псевдо-Воронцовыми и Чернышовыми" (Герцен, 1960а).

Герцен, как и славянофилы, относил петровские реформы к историческому событию, которое прервало естественный прогресс страны, разорвало население на противостоящие друг другу крестьянство (большинство) и дворянство (меньшинство). На основании свершившегося факта философ до 1861 г. рассматривает возможность развития страны посредством народного быта, исходя из следующего тезиса: "Русский народ, казалось, представлял собою геологический пласт, прикрытый верхним слоем, с которым он не имел никакого действительного сродства, хотя этот слой от него же отделился. Спящие силы, скрытые возможности, таящиеся в этом пласте, никогда не были вполне разбужены, и они могли дремать до какого-нибудь нового потопа точно так же, как и могли прийти в движение при столкновении с другими элементами, способными вдохнуть в этот пласт новую жизнь. Отсюда естественно возникал вопрос: где эти элементы? Каковы они?" (Герцен, 1959а).

В поисках ответа на вопрос, поставленный в вышеприводимой цитате, Герцен углубляется в исследование отечественного исторического процесса и находит, что русский народ в течение своей истории не вступал в непосредственное соприкосновение с активизирующим развитие общины элементом. Если этого не произойдет и в дальнейшем, то массам останется только приготовиться к существованию в "застывшем" быте, напоминающем первобытное остановившееся бытие соседей в Тибете и Бухаре. Философ искал, но не находил в общине "бродило, реактив, нравственную закваску"

(Герцен, 19576), способную поднять народ на общественно-значимые деяния. По его мнению, вывести патриархальную жизнь из застоя может только внесение в неё принципа индивидуализма, "личной воли". Эффективный пример развития личности за счет коллективности показывала буржуазия Запада. Однако данный способ решения вопроса не соответствовал стремлениям русского народа, а также актуальной общечеловеческой идее - идее социализма.

Выявив в общине прогрессивные и консервативные элементы, Герцен приходит к важному выводу: русский народ по сравнению с народами Западной Европы находится на более низкой ступени развития, но потенциально обладает возможностью для более высокого, чем Запад, уровня развития. В силу этого Россия своим бытом вносит в "социальную формацию" человечества середины XIX в. ряд важных черт, являющихся не решением социального вопроса, а примером для сравнения, изучения, выявления возможного пути дальнейшего прогресса. Об этом философ прямо пишет: "Итак, элементы, вносимые русским крестьянским миром, - элементы стародавние, но теперь приходящие к сознанию и встречающиеся с западным стремлением экономического переворота, - состоят из трех начал, из:

1) права каждого на землю,

2) общинного владения ею,

3) мирского управления.

На этих началах, и только на них, может развиться будущая Русь" (Герцен, 19586).

Бесспорно, данный вывод многогранен и, как отмечает В.А. Дьяков, выражает сущность герценовского "русского социализма" (Дьяков, 1979). Более нейтрально высказывается З.В. Смирнова: "В статье мы встречаем формулировку герценовского понимания тех "начал", которые он считает специфическими русскими "началами" социального переворота" (Смирнова, 1973). Примеры можно продолжить.

Действительно, Герцен в рассматриваемой формулировке сводит "воедино итоги своих размышлений над будущностью русской общины..." (Замалеев, 1976). Какая же перспектива, по его мнению, ждет Россию в случае развития только на общинных "началах"? Философ считает "право каждого на землю" признанным фактом, но, исходя из современных цивилизационных критериев, видит в нем архаизм, "допотопное понятие". Это "начало" способно к прогрессу в том случае, если земля останется коллективной собственностью, не будет принадлежать "никому лично и потомственно". "Далее право на землю и общинное владение ею предполагает сильное мирское устройство как родоначальную базу всего государственного здания, долженствующего развиться на этих началах" (Герцен, 19586). Герцен убежден и доказывает во многих работах ("Русский народ и социализм" (1851), "Крещеная собственность" (1853), "Старый мир и Россия" (1854), "Россия" (1849)), что самостоятельный прогресс общины, вытекающий из взаимодействия ее основополагающих начал, может дать только следующие результаты:

В плане государственной организации "за общиной логически нет ничего другого, как соединение общин в большие группы и соединение групп в общем, народном, земском деле (respublika)" (Герцен, 1957в);

С точки зрения благосостояния - "коммунизм в лаптях" (Герцен, 19586), ибо цель общинной организации не успехи земледелия, а сохранение status quo народной жизни, основанной на коммунизме, т.е. постоянном разделе земли по числу работающих и на отсутствии личного владения ею;

Подавление личности гражданственностью, развивающейся на основе первобытного коммунизма, поскольку "всякий неразвитой коммунизм подавляет отдельное лицо" (Герцен, 1957в).

Однако мыслитель находит, что развитие русской крестьянской общины еще не начиналось, оно сдерживается крепостничеством. Поэтому пока сложно представлять окончательное состояние российского общества. Вместе с тем в народном быте уже существует деятельное "зародышевое состояние", т.е. коммунизм, который дает надежду на выход народа из застоя. В условиях, когда наиболее передовая общественная организация Запада выдвинула социалистический идеал, отрицающий господствующий мещанский, возникает исследовательская проблема, которую философ формулирует так: "А потому существенный вопрос в том - как относится наш народный быт не к отмирающим формам Европы, а к тому новому идеалу ее будущности, перед которым она побледнела..." (Герцен, 19586).

В герценовском наследии просматривается еще одна грань анализа общины: внесение русским крестьянским миром своей лепты в решение проблемы социализма, которую выдвинула и перед которой остановилась Европа. Общефилософский ответ содержится уже в работе "Русский народ и социализм" (1851). Для выполнения такой миссии народ должен стать "историческим", т.е. внести в человечество идею, способствующую прогрессу. Естественно, архаический быт сам по себе не является основой для

выработки передовой теории эпохи, но он может, содержа в себе предсуществующее нового, дать толчок, направить социальную мысль в верном реальном направлении. Философ пишет: "Если славяне считают, что их время пришло, то этот элемент [община - С.П.] должен соответствовать революционной идее Европы (Герцен, 1956). Россия своим коммунизмом сельских общин представляет Западу полудикое, неустроенное осуществление его социального вопроса, но все же осуществление. Через теоретическое осознание данного факта, указывается в "Русских немцах и немецких русских", происходит "встреча" прогрессивных элементов русского крестьянского быта с западным стремлением экономического переворота.

По мнению Герцена, все дикие народы начинали с общины. В Западной Европе она не получила эволюционного развития и пала вследствие завоевания и сильного частнособственнического "начала". В результате большинство людей лишилось земли и надежной основы существования. Поскольку в России община соответствует интересам народа, то правильнее предоставить ей возможность для саморазвития, которое будет представлять альтернативу западному общественному движению. Отсюда философ заключает: "...я не вижу причин, почему Россия должна непременно претерпеть все фазы европейского развития" (Герцен, 1955а).

Конечно, Герцену было сложно вскрыть сущность и все особенности саморазвития общинного быта, так как он не пытался глубоко исследовать экономические отношения, лежащие в основе общинного землепользования (Малинин, 1977). Вместе с тем, в социологическом плане его учение об общине было вполне реалистично.

3. Общинный социализм и перспективы развития России

О русском крестьянском социализме А.И. Герцена написана достаточно обширная литература. Отмечалось, что становление и развитие этой доктрины продолжалось около 20 лет. Обобщение результатов исследований по данному вопросу осуществлено В.А. Дьяковым. Ученый, опираясь на труды В.П. Волгина, А.И. Володина, В.А. Малинина, Н.М. Дружинина, З.В. Смирновой, характеризует герценовский крестьянский социализм как сложный, многоплановый, не лишенный противоречивости процесс. Для его внутренней логики в дореформенный период свойственно сосредоточение на социально-экономическом аспекте теории. Ко времени крестьянской реформы 1861 г. главные идеи "русского социализма" были выработаны, многократно повторены, разъяснены и сводились к следующим компонентам: признание особого, по сравнению с западноевропейскими странами, пути России к социализму; убеждение, что Россия более способна к социальной революции, чем эти страны; оценка сельской общины как зародыша социалистической организации и указание на те ее качества, которые позволяют видеть в ней такой зародыш; наконец, утверждение, что освобождение крестьян с землей должно стать началом социального переворота. В пореформенные годы основа концепции остается неизменной, но дополняется и уточняется главным образом в политической сфере (Дьяков, 1979).

Исследователи центральным компонентом, ядром крестьянского социализма Герцена считают сельскую общину, но трактуют ее понимание мыслителем по-разному, как "основу", "элемент", "зародыш", "начало" социализма. В.В. Сериков, возвращаясь к мнению, научная несостоятельность которого давно доказана, пишет: "А.И. Герцен считал, что в России уже есть общинный социализм и поэтому его не надо создавать. Но он подавлен и извращен крепостничеством, антинародной политикой государства" (Сериков, 1991). Иногда пытаются сочетать разные герценовские суждения. Так, В.А. Малинин пишет: "Община, по мысли Герцена, была если не социалистическим началом в жизни русского общества, то важнейшим элементом, краеугольным камнем в будущем социалистическом переустройстве страны" (Малинин, 1977). Все это говорит о недостаточном исследовании проблемы. Вместе с тем, неверно было бы полагать, высказывает важную методологическую мысль Хорос В.Г., что "русский социализм Герцена был навеян только национальными мотивами. Для него характерна своеобразная диалектика национального и интернационального; здесь нет, как у славянофилов, доминирующего антизападничества" (Пантин и др., 1986).

Путь русского философа к собственной социалистической теории начинается с усвоения западных социалистических учений. Обобщив их, он в начале 40-х годов определил общий смысл социализма так: "Общественное управление собственностями и капиталами, артельное житье, организация работ и возмездий и право собственности, поставленное на иных началах. Не совершенное уничтожение личной собственности, а такая инвеститура обществом, которая государству дает право общих мер, направлений" (Герцен, 1954).

Герцен не приемлет в социалистических доктринах Запада абстрактные построения идеала, но положительно оценивает реальную критику капитализма. Он с удовлетворением отмечает восприятие массами данных учений, но видит, что "они перевели их на иной, более суровый язык, создали из них коммунизм, учение о принудительном отчуждении собственности, учение, возвышающее индивидуум при помощи общества, граничащее с деспотизмом и освобождающее между тем от голода" (Герцен, 19556). Причины подобной метаморфозы в отдаленности доктрин от непосредственных потребностей трудящихся, пролетариев. А они хотят "...остановить руку [буржуа - С.П.], нагло вырывающую у них кусок хлеба, заработанный ими, - это их главная потребность" (Герцен, 1955в). Наряду с этим философ фиксирует в народе желание - жить хорошо, исходя из наличных возможностей.

Исследуя социальные стремления пролетариев Запада, главным образом на примере жизни рабочих Франции, Герцен приходит к многоаспектному пониманию коммунизма:

Во-первых, как социального учения, которое "выставляет" идею всеобщего равенства и вместе с тем отличается от социалистического революционной "негацией", чертами регламентирования и нивелирования;

Во-вторых, как возможной общественной организации, которую, вероятно, установят пролетарии в случае победы над буржуазией и вследствие своей духовной незрелости. В результате будет разрушено прежнее экономическое устройство, понижен уровень цивилизации, поскольку "утопии французского работника постоянно склоняются к казенной организации работ, к казарменному коммунизму..." (Герцен, 19596);

В-третьих, как воинствующей борьбы работников, масс против буржуазии за освобождение от голода, унижений. "Коммунизм пронесся бурно, страшно, кроваво, несправедливо, быстро" (Герцен, 19556).

Исследовав реальные проявления уравнительно-коммунистических тенденций, являющихся выражением стойких предрассудков пролетариев, Герцен выявил революционные возможности рабочего класса Запада. Наряду с этим он увидел в коммунизме необходимую форму, принцип действия ближайшего будущего, но не идеал человеческого общества, который должен разрабатываться социалистами.

Уяснение коммунизма, свойственного Западной Европе, позволяет философу лучше понять природу русского "национального коммунизма". Последний является естественной непосредственностью, основывается на "здравом смысле", представляет собой неразвитое единство жизненно-важных материальных потребностей крестьян и трудовых способов их удовлетворения. Базисом жизнедеятельности служит уравнительный способ раздела земли. В этом состоит основа коммунизма, из которой вытекает его ведущая сторона - товарищеские, братские отношения. "У русского крестьянина, - пишет мыслитель, - нет нравственности кроме вытекающей инстинктивно, естественно из его коммунизма; эта нравственность глубоко народная..." (Герцен, 1956). Она проявляется в традиции самоуправления, "круговой поруки", уважения к человеку труда, старшим и выбранным на должности сельской сходкой, в беспрекословном выполнении решений сельского мира, сознательном вступлении крестьян друг с другом в "мирские" отношения. Таким образом, коммунизм сельской общины представляется Герценом как "жизненный процесс народа", образ его жизни.

По мнению Герцена, в крестьянских артелях, коммунизм "неподвижной общины" трансформировался в более высокий уровень товарищеского взаимодействия работников. В работах "Русское крепостничество" и "Крещеная собственность" достаточно полно охарактеризована артель. Данному социальному феномену присущи следующие черты: добровольное объединение свободных людей, имеющее выборную администрацию и управляемое общим собранием артельщиков; объединение, не требующее исключительных прав монополии, не мешающее другим и создаваемое индивидами для удовлетворения своих экономических интересов; артель зависима в передвижении и выборе работы только от желания своих членов, труд артельщиков носит коллективный характер, а распределение доходов осуществляется на общем собрании; артель базируется на круговой поруке, но требует от личности поступиться только частью своих интересов для общего дела. Артельные отношения, считает философ, преобразуют работников, дают простор их развитию на коллективной основе.

Герцен рассматривает соответствие российских общинных и артельных отношений европейскому социализму и приходит к выводу, что архаический характер первых представляет собой "сельский коммунизм", а более высокий социальный уровень вторых называет "сочувствием славян социализму". Общинная форма жизнедеятельности русского народа, взятая вне зависимости от крепостничества, трактуется как "бытовой, непосредственный социализм" (Герцен, 1959в).

В "бытовом социализме" философ видит своеобразную борьбу крестьян с крепостничеством. Крестьяне посредством общины и артели находят защиту от чрезмерных притеснений помещика, чиновника, казенной церкви, самодержавия, а также удовлетворяют свои насущные потребности. Именно здесь проявляется самодеятельность народа, самовоспроизводство быта, противостоящего России дворянской и России правящей. Противостояние мирно, успешно, поскольку две России опираются на общину и в силу этого вынуждены лишь теснить ее. "Капитал", не имея такой поддержки со стороны правительства, как на Западе, тоже не в состоянии подчинить себе или упразднить артель.

В соответствии с учением об истории как "социальной формации" Герцен стремится выявить возможности самораскрытия общинного быта до государственной формы. Он акцентирует внимание на созидательной стороне народного быта. Поэтому в "Крещеной собственности" (1853) характеристика общины сводится к выявлению черт "национального коммунизма" и включает в себя "...владение сообща землею, равенство всех без исключения членов общины, братский раздел полей по числу работников и собственное мирское управление своими делами" (Герцен, 1957в). Таким образом, в узком смысле слово "община" определяется в качестве "зародыша", способного возвысить народный быт до социализма. Однако чтобы выйти за пределы "коммунизма в лаптях" и подняться на уровень современного социального прогресса, требуется преобразование в соответствии с социалистическим идеалом Запада. В его основе лежат однотипные с "национальным коммунизмом" принципы: "общинность" производства, эгалитаризм распределения, реальный демократизм. В этой связи философ указывает, что община "ныне сама дошла в социализме [теории - С.П.] до самоотрицания" (Герцен, 1956).

Проблема социалистического "самоотрицания" общины решается Герценом в соответствии с "алгебраической формулой" социализма. Главными компонентами "социализма вообще" мыслитель считал: экономическую справедливость, заключающуюся в совмещении в одних руках труда и владения (орудий труда); самоуправление; формы общественной связи, основанные на ассоциированности трудящихся. Следует заметить, что под "формулами" подразумевались не теоретические шаблоны для определения содержания социализма в любой стране, а общие черты, закономерности развития социализма. "Действительно, - писал Герцен, - у нас таких формул нет. Да их и не нужно. Серьезные рецепты импровизируются на общих основаниях науки и на частном исследовании данного случая" (Герцен, 19606).

Руководствуясь концепцией "пересоздания" общества, Герцен наполняет общее представление о социализме общечеловеческими и национальными, социальными и духовными элементами и создает теорию "русского социализма". Для мыслителя Россия является страной классического деспотизма, но она в общинном быте обладает началами, которые при правильном, научном развитии избавят общество от пролетариата и приведут народ к социализму. Возвращаясь к работе "Русские немцы и немецкие русские", еще раз зафиксируем выделенные три основных "начала", на которых может развиться будущая Русь, это: право каждого на землю, общинное владение ею, мирское управление. Данные компоненты, функционируя и взаимодействуя, порождают коммунистическую сферу народного быта, представляющую из себя "зародыш" социалистического будущего России. Саморазвитие "зародыша" уже породило такой важный для утверждения социализма элемент, как артель - подворная и в качестве рабочей ассоциации. В черновых набросках "Писем к противнику" (1864) философ, как бы удивляясь, спрашивает: "Чего нельзя развить на этих основаниях?".

Однако Герцен усматривает в исконно русских социальных "началах" грядущего не только естественный, "отправной пункт" движения к социализму, но и разрозненные элементы фундамента будущего режима национальной свободы. Исходя из принципа социального майората, он считает, что поскольку "сельский коммунизм" как "бытовой социализм" соответствует в сущности теоретическому идеалу европейского социализма, постольку возможно "развить его при помощи науки и опыта западного мира. Отнимите у нас эту задачу, и мы снова впадем в варварство, из которого едва выходим, останемся ордой завоевателей" (Герцен, 1963). Таким образом, социализм Запада становится важным элементом "русского социализма".

Русский мыслитель полагал, что успех социально-экономического прогресса стран Западной Европы и Северной Америки - следствие расширения контактов и заимствования духовных и материальных достижений. В результате он приходит к выводу о целесообразности для созидания нового общественного строя в России "использовать в равной мере все существующие элементы, все силы, созданные как добром, так и злом. Речь теперь идет не о происхождении этих сил, а о том, как ими управлять" (Герцен, 1960в). Отсюда, в формулу "русского социализма" включаются в качестве элементов цивилизационные достижения Запада, такие как: индустрия, пути сообщения, агрокультура, образование, демократия, либерализм, права человека и др.

Важно заметить, что философ в концепции "крестьянского социализма" основополагающее значение отводил "началам", вытекающим из общины, а ведущую роль - теории западного социализма. В итоге Герцен приходит к емкой формуле русского социализма: "Мы русским социализмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управления, и идет вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука" (Герцен, 19606).

Раскрытые выше главные компоненты "русского социализма" остаются в сущности неизменными, вместе с тем по мере развития социальной действительности Герцен несколько корректирует их содержание. Он констатирует, что в результате Крымской войны "народ русский вышел из своего видимого оцепенения..." (Герцен, 1959в), а реформа 1861 г. привела в состояние движения элементы самодержавного государства, собственность, образование, церковь. Однако самое значимое -это кардинальные изменения в общине. "Находившийся в зачаточном состоянии принцип самоуправления, раздавленный полицией и помещиком, начинает все более и более избавляться от своих пеленок и свивальников; избирательное начало укореняется, мертвая буква становится реальностью. Староста, общинные судьи, сельская полиция - все избирается, и права крестьянина простираются уже далеко за пределы общины" (Герцен, 1960г). В европейских странах "воинствующий социализм" уступает место эволюционному. Теперь община рассматривается как "новый факт", потому что является при других условиях, служит элементом другого сочетания. Вместе с тем ее сущность остается неизменной.

В создавшихся условиях Герцен считал вполне реальным успешное продвижение России к социализму. Первым шагом к грядущему, по его убеждению, станет освобождение крестьян с землей. Они, естественно, сохранят общинный образ жизни. А это и будет означать утверждение "сельского коммунизма" и начало социальной революции. Самодержавие прекрасно сознавало чаяния крестьян, но в поисках выхода из кризиса начало подготовку и проведение реформы, а тем самым и "революцию против себя". Успех, по Герцену, социальной революции возможен, т.к. общество едино в стремлении упразднить крепостничество, в то же время легитимность правительства, антагонизм между крестьянами и дворянами не имеют исторической основы в народе. Осознав "противуобщинную", а следовательно, антинародную сущность преобразований 1861 г., философ стремится направить их в социалистическое русло. В этих целях он, совместно с Н.П. Огаревым, разрабатывает альтернативные официальным проекты реорганизации различных сфер общественной жизни. Следовательно, на основании концепции "русского социализма" создается цельная, конкретная программа созидания социализма в России. Она предусматривает осуществление следующих основных мер:

1. В ходе реформы все земли должны стать общественными. Граждане будут безвозмездно, с учетом плодородия почв в регионах страны, наделяться равными участками, обеспечивающими "прокормление" благодаря собственному труду. Исходное материальное равенство приведет к упразднению сословий. Герцен считал: "Человек, не имеющий собственности, безличен" (Герцен, 19606).

Предусматривается выкуп земли общинами у помещиков, что дает последним средства для организации коммерческой деятельности, а крестьянам уверенность в праве на землю.

2. В стране устанавливается пользование землей посредством форм собственности: бессрочная общинная, частная пожизненная, наем-аренда общественной земли, государственная, общественная областная. Таким образом, создается простор для предприимчивости. Однако при запрещении передачи земли по наследству и найма рабочей силы земля будет оставаться общественным достоянием.

3. Для организации выкупа земли, развития общин и частных предпринимателей Герцен предлагал создать местные банки. Он одобряет проект Огарева, согласно которому постепенно каждый проживающий в данной местности становится вкладчиком и заемщиком банка, получает дивиденды. В результате образуется коллективная собственность, объединяющая всех. Община, в силу "круговой поруки", имеет возможность получить большую сумму кредита для своего развития, чем частное лицо.

4. Все земледельцы, преследуя свои выгоды, свободны в производстве и продаже любого вида сельхозпродуктов и в то же время могут заниматься любым другим видом деятельности. Крестьяне-общинники на основе машинизации сельского хозяйства переходят к общему пользованию землей, коллективной форме организации труда, распределению продукции и прибыли пропорционально норме единоличного надела и трудового вклада. В результате община преображается в артель, а затем - в ассоциацию, которая станет первичной ячейкой будущего российского социалистического общества.

5. Черты сильного мирского устройства распространяются на всю систему общественного управления: общины по географическим и экономическим факторам объединяются в области, которые

составят конфедерацию с выборными и подотчетными населению органами управления любого уровня (Маслов, 1993). В результате будет осуществлено "пересоздание" государственного строя.

6. Народные "начала" понимания свободы распространяются на всю конфедерацию. Законы устанавливаются в соответствии с местными обычаями и потребностями, включают в себя все демократические и неотъемлемые права, существующие в республиках Запада. Устанавливается равенство мужчины и женщины, доступность образования.

Таким образом, в основе социалистического преобразования России лежит общинная собственность на землю. Ее развитие должно определять изменение всех других сфер общественной жизни. Данная радикальная реформа соответствует интересам народа и может быть осуществлена им только осознанно и созиданием.

Герцен постоянно анализирует изменяющуюся политическую обстановку в России. Ориентируясь на свои выводы, он разрабатывает стратегию и тактику продвижения страны к социализму. С началом реформы 1861 г. демократ фиксирует недовольство крестьян ее половинчатым характером и провидит возможность народного восстания. В данных условиях мыслитель считает необходимым, чтобы русские социалисты возглавили народное движение, но только при уверенности в возможности остановить чересчур разгулявшийся топор в руках мужика.

Герцен с Огаревым, споря о деталях военно-крестьянского восстания, солидарны в главном, что посредством его вводится на отвоеванной у самодержавия территории "состояние переходное к социализму". Оно базируется на установлении одинакового потягольного владения землей для всех, не исключая и помещиков. Общинам предоставляется полное самоуправление. Постепенно проводятся мероприятия в соответствии с концепцией "русского социализма". Огарев в "Плане военно-крестьянского восстания" предлагает ввести новые деньги для устранения из оборота нетрудового "капитала".

Сложившаяся в первые пореформенные годы социально-политическая ситуация приводит Герцена к выводу, что в условиях инициативы самодержавия, при затухании волны народных восстаний, организационной слабости русских социалистов курс на непосредственное введение в стране социализма является нереальным. Однако все прогрессивные силы можно сплотить вокруг "идеи Земского собора", равного учредительному собранию. Выборы в этот орган должны быть бессословными. Философ утверждает: "Каково бы ни было первое Учредительное собрание, первый парламент - мы получим свободу слова, обсуждения и законную почву под ногами. С этими данными мы можем двигаться вперед" (Герцен, 1960г). Следовательно, Земский собор, с одной стороны, даст возможность наращивания демократических условий, облегчающих борьбу за социализм, с другой стороны, "конституционно" закрепив элементы крестьянского "бытового социализма", обеспечит возможность их развития.

Герцен так же, как Чернышевский и Добролюбов, считал нежелательным движение России по капиталистическому пути развития в условиях, когда известно к чему это приведет: превратит 20 млн крестьян в пролетариев, разрушит народный быт, не разрешит антиномию между личностью и государством. Философы представляли сущность и содержание общины в целом однотипно, фиксировали начавшийся процесс ее втягивания в капиталистические отношения.

Однако Герцен видел в капитализации России насильственное явление и был убежден в социалистическом будущем Отечества, так как при освобождении общины от крепостничества "...остальное должно было идти неминуемо с быстротой развивающейся спирали, у которой вынут с одной стороны сдерживавший шкворень" (Герцен, 19606).

В свою очередь Чернышевский видел в общине "удобное", "просторное" основание для переустройства российского общества на социалистических началах. По его доводам, поскольку высшая степень развития по форме совпадает с его началом, постольку возможно ускоренное эволюционирование страны. "Это ускорение состоит в том, что у отставшего народа развитие известного общественного явления, благодаря влиянию трудового народа, прямо с низшей степени перескакивает на высшую, минуя средние степени" (Чернышевский, 1974). Как показывает И.К. Пантин, Чернышевский, ориентируясь на текущий момент, фиксируя недовольство крестьян и признаки разрушения общины реформой 1861 г., боролся за скорейшее совершение революции. Крестьянское восстание должно было обеспечить переход земли в государственную собственность, способствовать раскрытию социалистического потенциала общины на основе крупного машинного производства с использованием цивилизационного опыта Запада (Пантин, 1973).

Вместе с тем, как отмечал А.Ф. Замалеев (Замалеев, Зоц, 1983), Добролюбов, в отличие от Герцена и Чернышевского, не был уверен в достаточной жизненности общинных отношений. Общинный

быт, заявлял Добролюбов, не препятствует развитию капиталистических отношений в деревне и становится все более тяжелым бременем для крестьян. Пока общинные отношения не изжиты, буржуазия слаба и мужику противостоит одно самодержавие, необходимо немедленно совершить общественный переворот, восстание. Это позволит не только упразднить феодально-крепостнический строй, но и сократить путь капиталистического развития страны.

Следовательно, в пореформенный период Добролюбов выдвигает доктрину ускорения продвижения России к социализму, посредством блокирования развития в стране капитализма вооруженным крестьянским восстанием, в свою очередь, Чернышевский отстаивает некапиталистический путь развития. Эту идею восприняли Маркс и Энгельс. Они считали, что "ее [общины - С.П.] врожденный дуализм допускает альтернативу: либо собственническое начало одержит в ней верх над началом коллективным, либо же последнее одержит верх над первым" (Маркс, 1961). Инициатива социалистического "...преобразования русской общины может исходить исключительно лишь от промышленного пролетариата Запада, а не от самой общины. Победа западноевропейского пролетариата над буржуазией и связанная с этим замена капиталистического производства общественно управляемым производством, - вот необходимое предварительное условие для подъема русской общины на такую же ступень развития" (Энгельс, 1962).

В литературе утвердилось мнение об отстаивании Герценом некапиталистического пути движения России к социализму через крестьянскую общину. Действительно, мыслитель постоянно ведет полемику с теоретиками и политиками, видевшими возможность дальнейшего прогресса страны только на основе частной собственности, личного предпринимательства и буржуазно-конституционных форм. Он настойчиво доказывает бесперспективность движения в капитализм, который не решил проблему благосостояния народа, антиномии личности и государства. Россия задержалась на начальной ступени формирования и "не нашла этого решения". "Перед социальным вопросом, - утверждает философ, -начинается наше равенство с Европой, или лучше это действительная точка пересечения двух путей; встретившись, каждый пойдет своей дорогой" (Герцен, 19586). Однако Запад остановился перед вступлением в новое общественное состояние, в то же время Россия рядом элементов народного быта уже перешла в социализм. Герцен убежден, что естественно развивающаяся в общечеловеческой среде XIX в. русская община приведет страну к социализму, и не минуя капитализм, а вместо капитализма.

По мере фиксации успехов правительственного курса на капитализацию России Герцен сначала заключает: "она [страна - С.П.], вероятно, пройдет и мещанской полосой" (Герцен, 1959д); затем, критикуя правительство, которое подталкивает всякими распоряжениями и искушениями крестьян на замену общинного пользования землей наследственным разделом ее в собственность, он делает вывод: "... буржуазная оспа теперь на череду в России, пройдет и она как дворянски конституционная, но для этого не надобно дразнить болезнь и "высочайше" способствовать ей" (Герцен, 1959в). Следовательно, убежденность в социалистическом потенциале общины позволяет мыслителю увидеть в начавшемся становлении капиталистических общественных отношений лишь "оспу", "наслоение", не меняющее суть народной жизни и тенденции развития России.

В 60-е годы у Герцена постепенно складывается мысль о "русском социализме" как одном из вариантов социалистического процесса, "частном случае" общего движения к социализму, разновидности общей теории социализма. Свою концепцию философ отличает от социалистических учений петрашевцев и Чернышевского. Он их считает теориями "чисто западного социализма". "Среда" Чернышевского, по его словам, "была городская и состояла из пролетариев, интеллигенции, а идеалы пропаганды заключались в совокупном труде, в устройстве мастерских" (Герцен, 19606). Однако Герцен выпускает из воззрений Чернышевского идею перехода России к социализму посредством развития общинного крестьянского земледелия. Поэтому он видит в "русском социализме" и социализме Чернышевского лишь взаимодополняющие учения. Это говорит о том, что он в 60-е годы начинает отходить от антиурбанизма в вопросах развития России и серьезно задумывается над ролью "города" в русском социалистическом движении. Теперь философ разрабатывает тему не противоречия крестьянина и фабричного работника, а сочетания их интересов в общем деле. Мысль Герцена обращается к проблеме "моста" между городом и деревней. Единство обнаруживается в однотипных идеях: права крестьянина на землю и работника на орудия труда. В "Prolegomena" (1861) идея "права на землю" определяется в качестве связующего звена между "передовой мыслью" и крестьянством. "Реалистическое меньшинство, - резюмирует философ, - встречается с народом на почве социальных и аграрных вопросов. Мост, таким образом, уже наведен" (Герцен, 1960г).

Разработав концепцию "русского социализма", Герцен несколько корректирует свои представления о будущности социализма как возможного общественного строя. Так, в конце 40-х годов он утверждал: "Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей. Тогда

снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания, и снова начнется смертельная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией..." (Герцен, 1955в). Идея отрицания социализма подтверждается и в 60-е годы, ибо "в сущности, все формы исторические - уо1еш-по1еш - ведут от одного освобождения к другому" (Герцен, 1960а). Однако теперь утверждается, что социализм будет эволюционировать и перейдет в новое общественное состояние без социальных потрясений, поскольку "грядущая революция" должна осуществляться большинством (народом), сознательно, на основе науки. При социализме, считает Герцен, нравственный мир общества, личности, ассоциации как исходной ячейки общества, народного государства как внешней формы социальности достигнет тождества, и тогда историческое движение устремится к полному отрицанию собственности, государства, семьи, церкви.

Следовательно, для Герцена социализм, в том числе "русский", является альтернативной капитализму формой общественного развития, которая, в случае осуществления, будет обладать разнообразием, развитием и не станет окончательной формой социальности.

4. Герцен и христианский социализм

Начальный этап развития социалистической мысли отмечен явным обращением к религии, подчас занимающей значительное место в учениях. Это относится, прежде всего, к Ф. Ламенье, которого принято считать классическим представителем христианского социализма. К авторитету религии обращаются и достаточно рационалистически мыслящие социалисты XIX в. Определенная религиозная окраска социализма имеет объективные исторические причины. Социалисты, не открыв закономерностей общественного развития, берут на вооружение идею провидения и обосновывают движение человечества к конечной цели - равенству - возвышением от одной религии к другой и так до появления новой, действительно человеческой религии, предрекающей осуществление рая на Земле. Прослеживается стремление, особенно у Сен-Симона и Ш. Фурье, обоснования теоретических конструкций через трактовку христианства как совокупности исторически видоизменяющихся нравственных идей. Доктрины отражают чаяния верующего народа, поэтому даже у мыслителей-социалистов, субъективно пришедших к атеизму, присутствует религиозное облачение социальных идей.

Следует отметить, что и религиозные мыслители, отражая чаяния угнетенных масс в период восстаний и буржуазных революций, по существу, приближались к проповеди положений утопического коммунизма. В своих учениях они призывали к борьбе против эксплуататоров с целью "устроения" на земле такого общественного строя, который полностью соответствовал бы евангельским заповедям (Смирнов и др., 1989).

С более или менее развитой формой религиозного социализма встречаемся мы и в творчестве Герцена 30-х годов XIX в. (Володин, 1976). Формирующийся философ принимает общую идею сенсимонизма о мире как осуществлении новой религии, воплощающей принципы первоначального христианства. Он считал возможным перестроить общество в соответствии с социалистическим идеалом, поэтому первоначально воспринял религиозно-нравственный императив как главное средство, ведущее к упразднению эксплуатации человека человеком.

В начале 40-х годов XIX в. взгляды Герцена, постепенно эволюционируя, приобретают все признаки атеизма (Сухов, 1980). От старого миросозерцания у него остается глубокое понимание религии, что позволяет, как ни покажется на первый взгляд парадоксальным, органически включить в концепцию "русского социализма" ряд идей христианства, трансформированных народным сознанием.

Философ исследует значение христианства в падении Римской империи и, проводя историческую аналогию, глубже уясняет значение передовой теории в переломные общественные эпохи. Римская цивилизация, по его выводам, подготовила переход людей к тем понятиям личности, которые отразило Евангелие. Христианское учение выводило людей за пределы греко-римского миропонимания. Однако оно, несмотря на прогрессивность, поддержку угнетенных и обездоленных, медленно завоевывало сознание римлян, ибо слишком расходилось с укоренившимися представлениями. Воспринимая новую нравственность, люди не перестраивали свою жизнь в соответствии с коммунизмом христианских общин, поскольку данная среда противоречила их естественному стремлению иметь собственность, государство, обеспечивающие порядок светской жизни.

Подвергнув критике сенсимонистов и фурьеристов, русский мыслитель в дневнике 1843-1844 гг. указывает, что в настоящее время социальная сторона христианства остается слабо развитой, а возникшие социалистические и коммунистические учения находятся в сходном положении с ранним христианством - они предтечи нового мира, в них высказываются великие пророчества, но ни в одном нет "полного лозунга". Герцен воспринимает антибуржуазную направленность "религиозного

социализма" как протест против всякого общественного порядка, основанного на социальном неравенстве, угнетении и буржуазной безнравственности. Это обличение в 50-е годы органически переходит в критику мещанства. Анализ "практической нравственности христианства" (Герцен, 1960д), т.е. этических и социальных идей первоначального христианства, трактуемых как близких социалистическим идеалам, заставил, наряду с другими факторами, задуматься над проблемой отношения между "мыслью" и "массой". Философ обращается к изучению народного сознания, которое представляет как "естественное, само собой сложившееся, безответственное, сырое произведение разных усилий, попыток, событий, удач и неудач людского сожития, разных инстинктов и столкновений" (Герцен, 1960а). Герцен считает народным сознанием только исходящую из национального коммунизма нравственность и миропонимание, а также идеи, воспринятые из необщинной жизни, соответствующие национально-коммунистическим отношениям. Вместе с тем нравственный уклад крестьянской жизни сложился на основании особого рода религии - "социальной религии народа" (Герцен, 1959г). Ее существо заключается в веровании русского человека в принадлежности земли русскому народу, в то, что человек в России не может быть без земельного надела и вне общины. Если принять во внимание разъяснение Герцена, что это верование является основным, натуральным, прирожденным признанием права на землю (Герцен, 1959г), то его можно отнести к области светской религии.

Повседневную хозяйственную деятельность, констатирует философ, крестьянин основывает на "здравом смысле", поэтому утилитарно относится к религиозным обрядам и культам. Сельские жители больше суеверны, чем религиозны. Религия потустороннего является незначительным компонентом нравственности крестьянина, "немногое, что известно ему из евангелия, поддерживает ее" (Герцен, 1956). Восприятие народом христианства вполне естественно, так как данная религия защищает угнетенных, порабощает общественной совестью личность, а это как раз и соответствует положению мужика в общине и самодержавно-крепостнической империи. Христианство оказывало большее влияние на жизнедеятельность не православных крестьян, а раскольников. Данную социальную группу мыслитель характеризовал как самых мирных, трудолюбивых, дисциплинированных и нравственных жителей империи. В то же время они являлись наиболее притесненной "за свободу веры" категорией населения, выпавшего из-под влияния православной государственной церкви.

Такая политика противоречила свободе вероисповедания, естественно вытекающего из "национального коммунизма". Веротерпимость россиян, по выводам Герцена, имеет исторические корни. С "младенческого периода" общины различных народов, придерживающихся разных вер, селились на свободных территориях вперемежку; например, на Руси остались жить татары после распада своего ханства. Расширение Российской империи посредством захвата и колонизации территорий ставило русские общины в условия существования среди иноверцев или интенсивного соприкосновения с ними. На огромных пространствах при достаточности земли и естественных богатств, когда все силы были направлены на покорение природы, а не другого человека, когда в основе отношений людей стоял "здоровый смысл", а не религия, в русском народе развивается веротерпимость. Фактически она перерастает в традицию, закреплению которой способствовала замкнутость общин.

Основываясь на этих выводах, Герцен в концепции "русского социализма" предлагал установить в обществе свободу вероисповедания, а также право придерживаться любого миропонимания. Одним из важнейших условий реализации данных свобод является упразднение "казенной" православной церкви. Она в очередной раз, констатирует философ в публикации "Ископаемый епископ, допотопное правительство и обманутый народ" (1861), показала себя ярой прислужницей абсолютизма, заняв в деле проведения реформы 1861 г. не сторону народа, а крепостников. Мыслитель считал необходимым выход свободных людей из церкви "по минованию надобности". Огарев, опираясь на образ жизни старообрядцев, развивает данное герценовское положение и выдвигает идею выборности прихожанами православного духовенства. Оплата труда священнослужителей должна осуществляться общинами, согласно решению мира. Предполагается уравнять служителей культа в правах со всеми потому, что в социальном обществе им выгоднее пользоваться правами граждан, а не отстаивать для себя какие-либо льготы со стороны общества или государства. В результате таких мер народ должен стать организатором своей религиозной жизни, а не православная или иная, даже социалистическая, организация.

В условиях России путь к свободе веры Герцен видит в том, чтобы народ имел землю, тогда он получит волю или свободу. Только в этом случае установится свобода веры, слова, самоуправление. Мыслитель стремится довести эту логику освобождения до верующих и прежде всего до старообрядцев, считая их самой сплоченной и организованной частью коммунистического крестьянства. Следовательно, ведущей стороной достижения социализма, по Герцену, является осознание народом необходимости решения проблемы собственности, все остальное в образе жизни будет изменяться по отношению к ней. Он считает необходимым оставить в социалистическом обществе от старого образа жизни все

соответствующее желаниям народа, если, конечно, эти элементы не противоречат существу социализма. Таким образом, христианское миропонимание как консервативный, но не реакционный социально-духовный феномен становится элементом "русского социализма".

В пореформенный период, когда революционность народа пошла на спад, а самодержавие по-прежнему удерживало в своих руках инициативу реформирования, Герцен видит возможный шаг к социализму в созыве Старообрядческого собора. Он должен стать предварительной, промежуточной вехой на пути к всероссийскому Земскому собору. Демократ был уверен в социалистической ориентации старообрядцев-общинников. Следует заметить - Герцен, в отличие от Огарева, считал старообрядцев не основной, а только серьезной антиправительственной силой.

Воспринятый гуманизм христианства, представление о "пересоздании общества" как формы созидания формировали у философа протест против бакунинского призыва идти "на какой-то бой разрушения". Бакунин в своем "Катехизисе революционера" пишет: "Будущая организация, без сомнения, вырабатывается из народного движения и жизни. Но это дело - дело будущих поколений. Наше дело - страшное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение" (Бакунин, 1975). "Нет, великие перевороты, - возражает Герцен, - не делаются разнуздыванием дурных страстей. Христианство проповедовалось чистыми и строгими в жизни апостолами... Проповедь нужна людям, - проповедь неустанная, ежеминутная, - проповедь, равно о6ращенная и к работнику и хозяину, к земледельцу и мещанину" (Герцен, 1960а). В отличие от представителей "революционного социализма", демократ считал нужным разъяснять власть имущим не безнравственность, греховность, беззаконность их обладания собственностью, а нелепость такого состояния в новых условиях. Оно неминуемо будет упразднено, ибо труженики дошли до понимания необходимости такого действия. Собственникам следует показывать как очевидность опасности, так и возможность спасения. Социализм обеспечит господствующему меньшинству сохранение части своих богатств и себя. В этом заключается герценовский гуманизм по отношению к собственникам.

Герценовский пафос гуманизма, возвышенного отношения к первоначальному христианству, социологический реализм восприняли С.Н. Булгаков и Г.П. Федотов. Христианские социалисты, отвергая социологический атеизм Герцена, вслед за теоретиком "русского социализма" видят нравственную силу "уходящего" капитализма в мещанском образе жизни, который захватывает и рабочих. Они также представляют европейский мир расколовшимся на два стана: буржуа имущих и буржуа неимущих. В данных условиях, считает Булгаков, к социализму ведет следующий путь: "Христианство дает для социализма недостающую ему духовную основу, освобождая его от мещанства, а социализм является средством для выполнения велений христианской любви, он исполняет правду христианства в хозяйственной жизни" (Булгаков, 1991). Сходные мысли высказывает и Федотов, который считает, что "религия свободы", т.е. христианство, должно обеспечить переход к социализму, посредством сознательного и благородного принятия свободы. Философ относится к капитализму трезво-отрицательно, видит его "закат" и продолжение в переходе к "управляемому социальному хозяйству" (Замалеев, 1993). "В соединении с плановостью хозяйства, - по его мнению, - социальная демократия и образует реальное содержание социализма за вычетом его утопических мотивов" (Федотов, 19926).

Христианские социалисты главное содержание процесса утверждения нового строя находят в освобождении человека от хозяйства. Это осуществляется двояко, во-первых, через развитие производительных сил; во-вторых, напряжением духовных сил, приводящих к духовной свободе через христианство. "Это указывает, что христианский путь к хозяйственной свободе ведет не через хозяйство, а как бы поверх его, через преобразование человеческой природы, ибо не хлебом одним живет человек..." (Булгаков, 1991).

Движение социализма, особенно советской России, согласно социальной концепции Булгакова и Федотова, осуществляется не по нравственному пути, когда социалисты становятся христианами, верующие и неверующие вместе строят новое общество. Современный социализм вырастает из классовой и антирелигиозной ненависти, стремится не к "любовному", а к "механическому", внешнему устройству производственных и человеческих отношений. Он проникнут духом национального мессианства. Его, конечно, можно видеть в национальном самосознании, в любви к своему народу и вере в него. Данное гуманистическое содержание славянофилы, по мнению Булгакова, находили в церковно-религиозной миссии - в явлении миру "Русского Христа"; Герцен - в социалистических наклонностях народа; революционеры конца XIX - начала XX вв. - в "апокалипсической" русской революционности. Идея о непременной всемирной победе социализма, превращение теоретиками большевизма марксизма в ортодоксальное учение обеспечили наряду с другими факторами, построение в России строя, имеющего

только внешнее сходство с социализмом. В советском обществе было сформирование корыстное, "нелюбовное", предпринимательское отношение к жизни, безразличие к человеку. Усиливая данную линию исследования, Федотов в статье "Сталинократия" (1936) пишет, что "старые марксисты -доводившие метод Маркса до абсурда", под руководством Сталина создали в стране режим, который "давно уже оставил за собой фашизм" (Федотов, 1992а).

Булгаков в брошюре "Христианство и социализм", изданной между февральской и октябрьской революциями 1917 г., предвосхищая ряд негативных черт будущей советской действительности, обращаясь к Герцену пишет: "Герцен противопоставлял западному социализму наш русский. Но, что он мог бы сказать в наши дни, когда русский рабочий класс проявил такие аппетиты, такой классовый эгоизм, что вполне заслужит название социалистических буржуев "или мещанских социалистов" (Булгаков, 1991).

Герценовский "ответ" содержится в его концепции "русского социализма", которая по многим позициям не противостоит, а как бы опережая, снимает булгаковско-федотовскую трактовку нравственности социалистического строя. Сходство взглядов социалистов заключается как в понимании отсутствия у капитализма "построяющей" (Герцен) идеи, способной сплотить все слои общества, так и в осознании односторонности мещанской нравственности, закрывающей личности доступ во многие духовные сферы. Философы представляют социализм и христианство вполне совместимыми, видят существо социализма в гуманизме, человеколюбии. Путь к новому общественному состоянию и его развитие усматриваются в синтезе новой нравственности и преобразовании экономики на базе общественной (общинной) собственности. Однако булгаковско-федотовская схема детерминирована христианской нравственностью. Герцен же видит в социализме само- и взаиморазвитие многих общественных сфер, одной из которых является христианская мораль как элемент народного сознания.

Можно утверждать, что идейно-политический потенциал "русского социализма" еще не раскрыт в должной степени и многие идеи Герцена сохраняют актуальность по настоящее время. К таким идеям относится, прежде всего, обоснование единения атеистов и верующих в деле создания демократического социального общества.

5. Заключение

Итак, Герцен, подвергнув критическому разбору труды об общине и проследив ее в истории России, стран Западной Европы и Востока, выявил позитивные и негативные стороны данного социального института как единство противоположностей. Основное содержание "общинного жития" он усматривает в самоуправлении, круговой поруке, коммунистической собственности на землю с ее периодическим равным переделом. Мыслитель считал современную общину архаическим институтом и основной ячейкой русского общества. Отсюда выделяются национальные начала, на которых способна развиться будущая Русь, это - право каждого на землю, общинное владение ею, мирское управление.

Уяснение западного коммунизма в качестве принципа ближайшего действия масс помогло Герцену лучше понять созидательную природу русского "национального коммунизма". Его функционирование породило важный для генезиса социализма элемент - артель. Поскольку в свете информационного учения "сельский коммунизм" предстает в форме "бытового, непосредственного социализма", соответствующего по сущности идеалу грядущего, постольку возможно "развить его при помощи науки и опыта западного мира". Следовательно, идея европейского социализма становится ведущим компонентом "русского социализма", в который также включаются цивилизационные достижения Запада: индустрия, агрокультура, образование, демократия, либерализм.

Русский демократ фиксировал развитие капитализма в России, вместе с тем, считал его очередной "прививной оспой", "наслоением" над народным бытом. Он был убежден в социалистической будущности общины. Отсюда для него путь страны в социализм был естественным. Таким образом, подход Герцена отличался от идеи Чернышевского о некапиталистическом развитии Отчества и H.A. Добролюбова о сокращении капиталистического периода России на пути к социализму, а также о позиции К. Маркса и Ф. Энгельса, видевших в западноевропейской социалистической революции необходимое условие для подъема русской общины на такую же ступень.

Литература

Бакурин М.А. Катехизис революционера. Жак Дюкло. Бакунин и Маркс: Тень и свет. М., Прогресс, с.218, 1975.

Булгаков С.Н. Христианство и социализм. Христианский социализм. [С.Н. Булгаков]. Споры о судьбах России. Ред. В.Н. Акурин. Новосибирск, Наука, Сиб. отд-ние, с.227, 210, 223, 1991.

Володин А.И. Утопия и история. М., Политиздат, с.139, 1976.

Гакстгаузен А. Исследование внутренних отношений в народной жизни и особенности сельских

учреждений России. М., с.70, 81, 19, 1870. Герцен А.И. Дневник. Собрание сочинений. В 30 т. 1954-1965. М., Наука, т.2, с.266, 1954. Герцен А.И. Еще вариации на старую тему. Там же, т.12, с.432, 1957а. Герцен А.И. К старому товарищу. Там же, т.20, кн.2, с.589, 590, 579, 592, 1960а. Герцен А.И. Концы и начала. Там же, т.16, с.196, 1959д. Герцен А.И. Крещеная собственность. Там же, т.12, с.113, 109, 112, 1957в. Герцен А.И. Новая фаза в русской литературе. Там же, т.18, с.182, 1959а.

Герцен А.И. Письма из Франции и Италии. Письмо одиннадцатое. (Немецкий вариант). Там же, т.5,

с.427, 216, 19556. Герцен А.И. Письма к противнику. Там же, т.18, с.354, 19596. Герцен А.И. Письма к путешественнику. Там же, т.18, с.355, 371, 1959в. Герцен А.И. Prolegomena. Там же, т.20, кн.1, с.66, 79, 71, 1960г.

Герцен А.И. Письмо к А.И. Захарьиной 9-14 апреля 1837 г. Там же, т.21, с.158, 1960д. Герцен А.И. Письмо к Гарибальди. Там же, т., 18, с. 22, 23, 35, 1959г.

Герцен А.И. Письмо к Джузеппе Маццини о современном положении в России. Там же, т.12, с.352, 1960в.

Герцен А.И. Письмо к Э. Кинс. Там же, т.28, с.130, 1963.

Герцен А.И. Порядок торжествует. Там же, т.19, с.183, 193, 185, 195, 194, 19606. Герцен А.И. Россия и Польша. Там же, т.14, с.46, 1958а. Герцен А.И. Россия. Там же, т.6, с.204, 205. 1955а.

Герцен А.И. Русские немцы и немецкие русские. Там же, т.14, с.182-183, 182, 187, 176, 170, 19586. Герцен А.И. Русский народ и социализм. Там же, т.7, c.327, 316, 322, 326, 314, 1956. Герцен А.И. С того берега. Там же, т.6, с.124, 108, 1955в. Герцен А.И. Старый мир и Россия. Там же, т.12, с.171, 170, 183, 19576.

Дьяков В.А. Освободительное движение в России 1825-1861 гг. М., Мысль, с.139, 132-140, 1979. Замалеев А.Ф. Фонвизин. М., Мысль, с.118-119, 120, 1976.

Замалеев А.Ф. Христианство и социализм в русской мысли. Вестник Санкт-Петербургского

университета. Сер.6. Философия. Вып.3, с.7, 1993. Замалеев А.Ф., Зоц В.А. Добролюбов. Минск, Висшэйш. шк., с.82-87, 1983. Киреевский И.В. В ответ А.С. Хомякову. Избранные статьи. М., Современник, с.117, 19946. Киреевский И.В. О характере просвещенной Европы и ее отношении к просвещенной России. Там же, c.214, 1994а.

Малинин В.А. История утопического социализма в России. М., Высшая школа, с.190, 1977.

Маркс К. Наброски ответа на письмо В.И. Засулич. Набросок третий. Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения.

2-е изд. 1950 г. М., Госполитиздат, 1954-1981 гг., т.19, с.419, 1961. Маслов В.Н. Идея федерализма на страницах герценовского "Колокола". Вестник Санкт-

Петербургского университета. Сер.6. Философия. Вып.3, с.102-105, 1993. Смирнов Г.Л., Андреев Э.М., Баграмов Э.А. Очерки теории социализма. М., Политиздат, с.30-32, 1989.

Пантин И.К. Социалистическая мысль в России: переход от утопии к науке. М., Политиздат, с.49-56, 80-83, 1973.

Пантин И.К., Примал Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России. М., Мысль, т.2, с.154, 1986. Сериков В.В. Идея социализма в домарксистской общественно-политической мысли. Социально-

политические науки, № 3, с.94, 187, 1991. Смирнова З.В. Социальная философия А.И. Герцена. М., Наука, с.169, 1973. Сухов А.Д. Атеизм передовых русских мыслителей. М., Мысль, с.81-93, 1980. Федотов Г.П. Сталинократия. В кн.: Мыслители русского зарубежья. СПб, Наука, с.345, 1992а. Федотов Г.П. Что такое социализм? Там же, с.336, 19926.

Чернышевский Н.Г. Критика философских предубеждений против общинного владения. Собрание

сочинений. В 5 т. 1970-1974. М., Правда, т.4, с.404, 1974. Энгельс Ф. Предисловие к работе "О социальном вопросе в России". Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения.

2-е изд. В 50 т. М., Госполитиздат, т.22, с.444, 1962. Янковский Ю.З. Патриахально-дворянская утопия. М., Художественная литература, с.74, 1981.

Основные положения теории русского социализма разработал Александр Иванович Герцен (1812-1870). Главным для Герцена был поиск форм и методов соединения абстрактных идей социализма с реальными общественными отношениями, способов воплощения в жизнь теоретических («книжных») принципов социализма. Подавление буржуазией восстания парижского пролетариата в июне 1848 г. Герцен глубоко переживал как поражение социализма вообще: «Запад гниет», «мещанство торжествует». Вскоре (к 1849-1850 гг.) Герцен пришел к выводу, что страной, в которой есть возможность соединить социалистические идеи с исторической реальностью, является Россия, где сохранилось общинное землевладение.

В русском крестьянском мире, утверждал он, содержатся три начала, позволяющие осуществить экономический переворот, ведущий к социализму: 1) право каждого на землю, 2) общинное владение ею, 3) мирское управление. Эти общинные начала, воплощающие «элементы нашего бытового, непосредственного социализма», писал Герцен, препятствуют развитию сельского пролетариата и дают возможность миновать стадию капиталистического развития: «Человек будущего в России - мужик, точно так же, как во Франции работник».

В 50-е гг. Герцен основал в Лондоне Вольную русскую типографию, где печаталась газета «Колокол» (с 1857 г.), нелегально ввозившаяся в Россию.

По мнению Герцена, отмена крепостного права при сохранении общины даст возможность избежать печального опыта капиталистического развития Запада и прямо перейти к социализму. «Мы, - писал Герцен, - русским социализмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управления, - и идет вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука».

Существовавшую в России общину Герцен считал основой, но отнюдь не готовой ячейкой будущего общественного устройства. Ее главный недостаток он видел в поглощении личности общиной.

Народы Европы, согласно теории Герцена, разработали два великих начала, доведя каждое из них до крайних, ущербных решений: «Англосаксонские народы освободили личность, отрицая общественное начало, обособляя человека. Русский народ сохранил общинное устройство, отрицая личность, поглощая человека».

Главная задача, по мнению Герцена, в том и состоит, чтобы соединить права личности с общинным устройством: «Сохранить общину и освободить личность, распространить сельское и волостное self-government (самоуправление) на города, на государство в целом, поддерживая при этом национальное единство, развить частные права и сохранить неделимость земли - вот основной вопрос русской революции - тот самый, что и вопрос о великом социальном освобождении, несовершенные решения которого так волнуют западные умы».

Герцен уделял большое внимание способам осуществления социальной революции. В его произведениях немало суждений о неизбежности насильственного низвержения капитализма: «Сколько социализм ни ходит около своего вопроса, у него нет другого разрешения, кроме лома и ружья». Однако Герцен отнюдь не был сторонником обязательного насилия и принуждения: «Мы не верим, что народы не могут идти вперед иначе, как по колена в крови; мы преклоняемся с благоговением перед мучениками, но от всего сердца желаем, чтоб их не было».

В период подготовки крестьянской реформы в России в «Колоколе» выражались надежды на отмену крепостного права правительством на выгодных для крестьян условиях. Но в том же «Колоколе» говорилось, что если свобода крестьян будет куплена ценой пугачевщины - то и это не слишком дорогая плата. Самое бурное, необузданное развитие предпочтительнее сохранения порядков николаевского застоя.

Надежды Герцена на мирное решение крестьянского вопроса вызвали возражения Чернышевского и других революционных социалистов. Герцен отвечал им, что Русь надо звать не «к топору», а к метлам, чтобы вымести грязь и сор, скопившиеся в России.

«Призвавши к топору, - пояснял Герцен, - надобно овладеть движением, надобно иметь организацию, надобно иметь план, силы и готовность лечь костьми, не только схватившись за рукоятку, но схватив за лезвие, когда топор слишком расходится». В России нет такой партии; поэтому к топору он звать не будет, пока «останется хоть одна разумная надежда на развязку без топора».

В те же годы Герцен разрабатывал идею избрания и созыва всенародного бессословного «Великого Собора» - Учредительного собрания для отмены крепостничества, узаконения пропаганды социалистических идей, законной борьбы против самодержавия. «Каково бы ни было первое Учредительное собрание, первый парламент, - подчеркивал он, - мы получим свободу слова, обсуждения и законную почву под ногами». Начиная с Герцена идея Учредительного собрания стала органической частью социально-революционной и демократической идеологии России.

Разочарование результатами реформы 1861 г. усилило революционные настроения Герцена. Однако ему было ясно, что если с помощью революционного насилия можно упразднить самодержавие и остатки крепостничества, то построить социализм таким способом невозможно: «Насильем можно разрушать и расчищать место - не больше. Петрограндизмом(социальный переворот дальше каторжного равенства Гракха Бабёфа и коммунистической Петрограндизм - преобразование общества государственной властью насильственными методами, подобно Петру I (Великому).) барщины Кабе не пойдет». В статье «К старому товарищу» (1869-1870 гг.) Герцен спорит с Бакуниным, продолжавшим принимать страсть разрушительную за страсть творческую»(. Герцен намекает на статью Бакунина (под псевдонимом Жюль Элизар) в «Немецком ежегоднике» за 1842 г., завершающуюся фразой: «Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!»)

«Неужели цивилизация кнутом, освобождение гильотиной составляют вечную необходимость всякого шага вперед?»

Государство, церковь, капитализм и собственность осуждены в научной среде так же, как богословие, метафизика и прочее, писал Герцен; однако вне академических стен они владеют множеством умов. «Обойти вопрос понимания так же невозможно, как обойти вопрос о силе».

Из развалин буржуазного мира, разрушенного насилием, снова возникает какой-нибудь иной буржуазный мир. Попытка быстро, с ходу, без оглядки перейти от современного состояния к конечным результатам приведет к поражениям; революционная стратегия должна искать наиболее короткие, удобные и возможные пути к будущему. «Идя без оглядки вперед, можно затесаться, как Наполеон в Москву, - и погибнуть, отступая от нее».

Герцен обращал особое внимание на «международное соединение работников» (т.е. МТР, Интернационал) как на «первую сеть и первый всход будущего экономического устройства». Интернационал и другие соединения работников «должны становиться вольным парламентом четвертого состояния». «Серьезный характер их, - писал Герцен о конгрессах МТР, - поразил врагов. Сильное их покоя испугало фабрикантов и заводчиков».

В теории русского социализма Герцена проблемы государства, права, политики рассматривались как подчиненные главным - социальным и экономическим проблемам. Эпоху чисто политических революций Герцен относил к пройденным этапам истории; преобразования форм государств и конституционных хартий исчерпали себя. У Герцена немало суждений о том, что государство вообще не имеет собственного содержания - оно может служить как реакции, так и революции, тому - с чьей стороны сила. Комитет общественного спасения разрушал монархию, революционер Дантон был министром юстиции, самодержавный царь стал инициатором освобождения крестьян. «Этой государственной силой, - писал Герцен, - хотел воспользоваться Лассаль для введения социального устройства. Для чего же - думалось ему - ломать мельницу, когда ее жернова могут молоть и нашу муку?»

Взгляд на государство как на нечто второстепенное по отношению к экономике и культуре общества в рассуждениях Герцена направлен против идей Бакунина, считавшего первостепенной задачу разрушения государства. «Экономический переворот, - возражал Бакунину Герцен, - имеет необъятное преимущество перед всеми религиозными и политическими революциями». Государство, как и рабство, писал Герцен (ссылаясь на Гегеля), идет к свободе, к самоуничтожению; однако государство «нельзя сбросить с себя, как грязное рубище, до известного возраста». «Из того, что государство - форма преходящая, - подчеркивал Герцен, - не следует, что это форма уже прешедшая».

Будущее общество мыслилось Герценом как союз объединений (снизу вверх) самоуправляющихся общин: «Сельская община представляет у нас ячейку, которая содержит в зародыше государственное устройство, основанное на самозаконности, на мировом сходе, с избирательной администрацией и выборным судом. Ячейка эта не останется обособленною, она составляет клетчатку или ткань с сопредельными общинами, соединение их - волость - также управляет своими делами и на том же выборном начале».

Видным теоретиком и пропагандистом идей русского социализма был также Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889). Один из руководителей журнала «Современник» в 1856-1862 гг., Чернышевский, посвятил ряд статей систематическому изложению и популяризации идеи перехода к социализму через крестьянскую общину, с помощью которой, по его мнению, Россия сможет избежать «язвы пролетариатства».

В статье «Критика философских предубеждений против общинного владения» Чернышевский стремился доказать на основе гегелевского закона отрицания отрицания необходимость сохранения общины и ее развития в более высокую организацию (по триаде: первобытная общинность - частнособственнический строй - коллективистское или коммунистическое общество). Для развитых стран, «потерявших всякое сознание о прежнем общинном быте и только теперь начинающих возвращаться к идее товарищества трудящихся в производстве», Чернышевский в статье «Капитал и труд» излагал план организации производственных товариществ при помощи ссуды от правительства, назначающего на один год новому товариществу опытного директора. Организация производственно-земледельческих товариществ была очень похожа на фаланги Фурье, а план их создания излагался близко к идеям Луи Блана.

Герцен называл Чернышевского одним из выдающихся представителей теории не русского, а «чисто западного социализма». Чернышевский действительно часто ссылался на идеи Фурье, Леру, Прудона, Луи Блана и других западноевропейских социалистов. Однако стержнем теории Чернышевского была разработанная Герценом идея общинного социализма в России. В свою очередь, мысли Герцена о переходе Запада (где община не сохранилась) к социализму через «работническую артель» по существу совпадали с идеями западноевропейских социалистов и Чернышевского. Споры Герцена и Чернышевского по отдельным проблемам не выходили за пределы разногласий в рамках одного направления, а общая цель была ясно сформулирована Герценом: «Великая задача, разрешение которой ложится на Россию, заключается в развитии народных элементов путем органического освоения науки об обществе, выработанной Западом».

Чернышевский наряду с Герценом заслуженно считается основоположником теории русского социализма.

Герцен при всей самобытности и глубине его мышления, большом литературном таланте не был склонен к методическому, популярному и системному изложению своих социально-политических идей. Его работы не всегда завершены, нередко содержат не выводы, а раздумья, наброски планов, полемические намеки, отдельные мысли, порой противоречивые. По воспоминаниям современников во время их встречи в Лондоне (1859 г.) Чернышевский даже сетовал на то, будто Герцен не выставил определенную политическую программу - конституционную, или республиканскую, или социалистическую. К тому же «Колокол» и другие издания Вольной русской типографии распространялись в России нелегально; далеко не все и во всем объеме могли ознакомиться со статьями, излагающими теорию русского социализма. Эта теория стала достоянием всей читающей России через «Современник».

В статьях Чернышевского идеи развития общинного землевладения в общественное производство, а затем и потребление получили обстоятельное, популярное и подробно аргументированное изложение в манере и форме, соответствующих общественно-политическому сознанию разночинной интеллигенции. Широкая эрудиция, поразительная работоспособность и талант публициста, наряду с острой социально-политической направленностью его журнала, принесли Чернышевскому славу властителя дум радикально мыслящей молодежи своего времени. Немалую роль в этом сыграл революционный тон «Современника», занимающего крайне левую критическую позицию в публицистике периода подготовки и проведения крестьянской реформы.

Чернышевский считал наиболее желательным изменение гражданских учреждений нации посредством реформ, поскольку исторические события, подобные тем, которые в XVII в. произошли в Англии, а позже во Франции, слишком дорого обходятся государству. Однако для современной ему России путь реформ Чернышевский считал невозможным. Самодержавие с его бюрократическим аппаратом и пристрастием к дворянству он, используя терминологию Н. А. Добролюбова, определял как «самодурство», «азиатство», «дурное управление», когда-то породившее крепостничество, а теперь пытающееся изменить его форму, сохранив сущность.

В публицистических статьях, в очерках по истории Франции, в рецензиях на различные произведения Чернышевский и Добролюбов вели антиправительственную революционную пропаганду, используя эзопов язык, параболы, намеки и исторические параллели. «Если бы мы писали по-французски или по-немецки, - пояснял Чернышевский читателям, - мы, вероятно, писали бы лучше». Революция обозначалась в журнале как «деятельность широкая самобытная», «важные исторические события, выходящие за пределы обыкновенного порядка, которым производятся реформы» и т.п.

Об устройстве власти, которая заменит свергнутое самодержавие, бегло говорилось в приписываемой Чернышевскому прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» (1861 г.). В этой прокламации одобрялись страны, в которых народный староста (по-иностранному - президент) выбирается на срок, а также царства, где царь (как у англичан и французов) ничего не смеет сделать без народа и во всем народу оказывает послушание.

В «Современнике» Чернышевский доказывал, что политические формы важны «только по своему отношению к экономической стороне дела, как средство помочь экономическим реформам или задержать их». В то же время он отмечал, что «никакая важная новость не может утвердиться в обществе без предварительной теории и без содействия общественной власти: нужно же объяснить потребности времени, признать законность нового и дать ему юридическое ограждение». Предполагалось, очевидно, существование ответственной перед народом власти, обеспечивающей переход к социализму и коммунизму.

Необходимость государства, по мнению Чернышевского, порождена конфликтами, обусловленными несоответствием между уровнем производства и потребностями людей. В результате роста производства и перехода к распределению по потребностям (принцип Луи Блана) исчезнут конфликты между людьми, а тем самым и надобность в государстве. После длительного переходного периода (не менее 25-30 лет) будущее общество сложится в федерацию основанных на самоуправлении союзов земледельческих общин, промышленно-земледельческих объединений, фабрик и заводов, перешедших в собственность работников. В статье «Экономическая деятельность и законодательство» Чернышевский, порицая теорию буржуазного либерализма, доказывал, что невмешательство государства в экономическую деятельность обеспечивается только заменой частнособственнического строя общинным владением, которое «совершенно чуждо и противно бюрократическому устройству».

В «Современнике» критиковались западноевропейские либеральные теории и развивающийся конституционализм. «Все конституционные приятности, - писал Чернышевский, - имеют очень мало цены для человека, не имеющего ни физических средств, ни умственного развития для этих десертов политического рода». Ссылаясь на экономическую зависимость трудящихся, Чернышевский утверждал, что права и свободы, провозглашенные в странах Запада, вообще являются обманом: «Право, понимаемое экономистами в абстрактном смысле, было не более как призраком, способным только держать народ в мучении вечно обманываемой надежды».

Негативное отношение теоретиков «русского социализма» к формальному равенству, к парламентаризму впоследствии немало способствовало принципиально отрицательному отношению народников (до 1879 г.) к политической борьбе, к конституционным правам и свободам.

После отмены крепостного права наступил спад в распространении и развитии идей русского социализма. О десятилетии 1863- 1873 гг. Лавров (см. далее) писал, что это было «время глухое, томительное и безжизненное».

В 1873 г. началось и в следующем году приняло массовый размах «хождение в народ» сотен и тысяч пропагандистов, звавших крестьян к низвержению царя, чиновников и урядников, к общинному устройству и управлению. В эмиграции увеличилось издание русской литературы социально-революционного направления. К 1876 году сложилась народническая организация «Земля и Воля». Идейной основой народничества была теория русского социализма. В процессе осуществления этой теории внутри народничества определились разные направления, имеющие своих идеологов.

Признанным идеологом народничества являлся и теоретик анархизма М. А. Бакунин. Он полагал, что Россия и вообще славянские страны могут стать очагом всенародной и всеплеменной, интернациональной социальной революции. Славяне, в противоположность немцам, не питали страсти к государственному порядку и к государственной дисциплине. В России государство открыто противостоит народу: «Народ наш глубоко и страстно ненавидит государство, ненавидит всех представителей его, в каком бы виде они перед ним ни являлись».

Бакунин отмечал, что в русском народе существуют «необходимые условия социальной революции. Он может похвастаться чрезмерною нищетою, а также и рабством примерным. Страданиям его нет числа, и переносит он их не терпеливо, а с глубоким и страстным отчаянием, выразившимся уже два раза исторически, двумя страшными взрывами: бунтом Стеньки Разина и Пугачевским бунтом, и не перестающим поныне проявляться в беспрерывном ряде частных крестьянских бунтов».

Исходя из основных положений теории русского социализма, Бакунин считал, что в основании русского народного идеала лежат три главные черты: во-первых, принадлежность земли народу; во-вторых, право на пользование ею не лицом, а целой общиной, миром; в-третьих (не менее важно, чем две предыдущие черты), «общинное самоуправление и вследствие того решительно враждебное отношение общины к государству».

Вместе с тем, предупреждал Бакунин, русскому народному идеалу присущи и затемняющие черты, замедляющие его осуществление: 1) патриархальность, 2) поглощение лица миром, 3) вера в царя. В виде четвертой черты можно прибавить христианскую веру, писал Бакунин, но в России этот вопрос не так важен, как в Западной Европе. Поэтому социальные революционеры не должны ставить религиозный вопрос на первый план пропаганды, поскольку религиозность в народе можно убить только социальной революцией. Ее подготовка и организация - главная задача друзей народа, образованной молодежи, зовущей народ к отчаянному бунту. «Надо поднять вдруг все деревни». Эта задача, замечал Бакунин, не проста.

Всеобщему народному восстанию в России препятствуют замкнутость общин, уединение и разъединение крестьянских местных миров, писал Бакунин. Нужно, соблюдая самую педантичную осторожность, связать между собой лучших крестьян всех деревень, волостей, по возможности - областей, провести такую же живую связь между фабричными работниками и крестьянами. Бакунину принадлежит идея всенародной газеты для пропаганды революционных идей и организации революционеров.

Призывая образованную молодежь к пропаганде, подготовке и организации всенародного бунта, Бакунин подчеркивал необходимость действий по четко обдуманному плану, на началах самой строгой дисциплины и конспирации. При этом организация социальных революционеров должна быть скрытой не только от правительства, но и от народа, поскольку свободная организация общин должна сложиться как результат естественного развития общественной жизни, а не под каким-либо внешним давлением. Бакунин резко порицал доктринеров, стремившихся навязать народу политические и социальные схемы, формулы и теории, выработанные помимо народной жизни. С этим связаны его грубые выпады против Лаврова, ставившего на первый план задачу научной пропаганды и предполагавшего создание революционного правительства для организации социализма.

Последователи Бакунина в народническом движении назывались «бунтари». Они начали хождение в народ, стремясь прояснить сознание народа и побудить его к стихийному бунту. Неудача этих попыток привела к тому, что бакунистов-бунтарей потеснили (но не вытеснили) «пропагандисты», или «лавристы», ставившие задачей не подталкивание народа к революции, а систематическую революционную пропаганду, просветительство, подготовку в деревне сознательных борцов за социальную революцию.

Петр Лаврович Лавров (1823-1900) с 1873 г. в эмиграции издавал журнал «Вперед!». Им написан ряд работ, пропагандировавших теорию русского социализма. Лавров высоко ценил науку и стремился обосновать теорию социализма новейшими достижениями политэкономии, социологии и естественных наук. «Лишь успехи биологии и психологии, - утверждал Лавров, - подготовили в нашем веке правильную постановку вопросов научного социализма». Теорию Маркса он оценивал как «великую теорию фатального экономического процесса», особенно за критику западноевропейского капитализма, отвечающую стремлениям русских социалистов миновать в России эту стадию развития.

Известным вкладом в теорию русского социализма была выведенная Лавровым «формула прогресса»: «Развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении; воплощение в общественных формах истины, и справедливости».

Социализм в России, писал Лавров, подготовлен ее экономическим строем (общинное землепользование) и будет достигнут в результате повсеместной народной революции, которая создаст «народную федерацию русских революционных общин и артелей».

В отличие от Бакунина Лавров считал государство злом, которое нельзя уничтожить сразу, а можно только довести «до минимума несравненно меньшего, чем те минимумы, которые представляла предшествующая история». Государство будет сведено к «минимальному минимуму» по мере нравственного воспитания общества, утверждения солидарности (чем меньше в обществе солидарности, тем могущественнее государственный элемент).

Главные положения («боевой крик») рабочего социализма Лавров определял следующим образом: «Прекращение эксплуатации человека человеком.

Прекращение управления человека человеком.

В последней формуле, конечно, слово «управление» должно быть понято не в смысле добровольного подчинения одной личности в данном случае руководству другой, - пояснял Лавров, - но в смысле принудительной власти одной личности над другою».

Полемизируя с «якобинской теорией» Ткачева (см. далее), Лавров писал, что «всякая диктатура портит самых лучших людей… Диктатуру вырывает из рук диктаторов лишь новая революция». И все же для построения социализма, по Лаврову, необходима государственная власть как форма руководства коллективной деятельностью и применения насилия к внутренним врагам нового строя.

Существенные разногласия Лаврова и Бакунина сводились к тому, что если первый считал государство только средством для достижения социальных целей, то второй замечал склонность государства становиться самоцелью; возражения Бакунина, как отмечено, вызывало также намерение Лаврова строить новое общество по разработанному научному плану, предпослав народной революции неопределенно-продолжительный период пропаганды.

Теоретиком народничества был также Петр Никитич Ткачев (1844-1885). С 1875 г. он издавал (в Женеве) журнал «Набат» с эпиграфом: «Теперь, или очень нескоро, быть может - никогда!»

В отличие от других народников Ткачев утверждал, что в России уже нарождаются формы буржуазной жизни, разрушающие «принцип общины». Сегодня государство - фикция, не имеющая корней в народной жизни, писал Ткачев, но завтра оно станет конституционным и получит могучую поддержку объединенной буржуазии. Поэтому нельзя терять время на пропаганду и подготовку революции, как предлагают «пропагандисты» (сторонники Лаврова). «Такие минуты не часты в истории, - писал Ткачев о состоянии России. - Пропустить их - значит добровольно отсрочить возможность социальной революции надолго, - быть может, навсегда». «Революционер не подготовляет, а «делает» революцию». Вместе с тем Ткачев считал бесполезным звать народ к бунту, особенно во имя коммунизма, который чужд идеалам русского крестьянства. Вопреки мнению «бунтарей» (сторонников Бакунина) анархия - идеал далекого будущего; она невозможна без предварительного установления абсолютного равенства людей и воспитания их в духе всеобщего братства. Сейчас анархия - нелепая и вредная утопия.

Задача революционеров, по мнению Ткачева, в том, чтобы ускорить процесс общественного развития; «ускориться же он может лишь тогда, когда передовое меньшинство получит возможность подчинить своему влиянию остальное большинство, т.е. когда оно захватит в свои руки государственную власть».

Партия умственно и нравственно развитых людей, т.е. меньшинство, должна получить материальную силу путем насильственного переворота, утверждал Ткачев. «Ближайшая цель революции должна заключаться в захвате политической власти, в создании революционного государства. Но захват власти, являясь необходимым условием революции, не есть еще революция. Это только ее прелюдия. Революция осуществляется революционным государством».

Необходимость революционного государства, руководимого партией меньшинства, Ткачев объяснял тем, что коммунизм не является народным идеалом крестьянства в России. Исторически сложившийся строй крестьянской общины создает лишь предпосылки коммунизма, но путь к коммунизму неизвестен и чужд народному идеалу. Этот путь знает только партия меньшинства, которая при помощи государства должна исправить отсталые представления крестьянства о народном идеале и повести его по дороге к коммунизму. «Народ не в состоянии построить на развалинах старого мира такой новый мир, который был бы способен прогрессировать, развиваться в направлении коммунистического идеала, - писал Ткачев, - поэтому при построении этого нового мира он не может и не должен играть никакой выдающейся, первенствующей роли. Эта роль и это значение принадлежат исключительно революционному меньшинству».

Ткачев оспаривал распространенное среди народников мнение о развращающем влиянии власти на государственных деятелей: Робеспьер, Дантон, Кромвель, Вашингтон, обладая властью, не стали от этого хуже; что касается наполеонов и цезарей, то они были испорчены задолго до их прихода к власти. Достаточной гарантией служения благу народа, по мнению Ткачева, станут коммунистические убеждения членов правящей партии.

При помощи революционного государства правящая партия будет подавлять свергнутые классы, перевоспитывать консервативное большинство в коммунистическом духе и проводить реформы в области экономических, политических, юридических отношений («революция сверху»). В числе этих реформ Ткачев называл постепенное преобразование общин в коммуны, обобществление орудий производства, устранение посредничества при обмене, устранение неравенства, уничтожение семьи (основанной на неравенстве), развитие общинного самоуправления, ослабление и упразднение центральных функций государственной власти.

Организованная в 1876 г. социально-революционная партия «Земля и Воля» принципиально отрицала борьбу за политические права и свободы, за конституцию. Народник Степняк-Кравчинский писал (в 1878 г.), что социалисты-революционеры могут ускорить падение правительства, однако не смогут воспользоваться конституционной свободой, так как политическая свобода усилит буржуазию (владельцев капитала) и даст ей возможность сплотиться в сильную партию против социалистов. Надежда остается только на социально-экономическую революцию. Кроме того, среди социалистов-революционеров времен партии «Земля и Воля» было распространено отрицательное отношение к формальному праву как к буржуазному обману. Широкую известность получило рассуждение Чернышевского. «Ни мне, ни вам, читатель, - писал он, обращаясь к читателям «Современника», - не запрещено обедать на золотом сервизе; к сожалению, ни у вас, ни у меня нет и, вероятно, никогда не будет средства для удовлетворения этой изящной идеи; поэтому я откровенно говорю, что нимало не дорожу своим правом иметь золотой сервиз и готов продать это право за один рубль серебром или даже дешевле. Точно таковы для народа все те права, о которых хлопочут либералы».

Организованное и неустанное преследование правительством социалистов, ссылки, высылки, судебные процессы по делам «о революционной пропаганде в империи» вынудили народников поставить вопрос о необходимости завоевания сначала политических свобод, дающих возможность вести социалистическую пропаганду. В 1879 г. «Земля и Воля» раскололась на две партии: «Народная Воля» (признавала необходимость политической борьбы) и «Черный передел» (оставалась на прежних позициях). Один из деятелей «Народной Воли» Кибальчич в связи с этим писал о трех категориях социалистов: одни держатся якобинских тенденций, стремятся захватить государственную власть и декретировать политический и экономический переворот («Набат» Ткачева); другие («Черный передел») отрицают значение политических форм и все сводят к экономической сфере; третьи («Народная Воля») дают синтез того и другого, исходя из связи и взаимодействия экономики и политики, стоят за политическую революцию на основе назревшего экономического переворота, за единство действий народа и социально-революционной партии.

Теория русского социализма и народничество имели общеевропейскую известность. Ряд народников состоял в Женевской секции I Интернационала (преимущественно «лавристы») и поддерживал борьбу Маркса против Бакунина и бакунистов. Неприязненные отношения между Герценом и Марксом, а затем соперничество Маркса и Бакунина за преобладание в I Интернационале наложили отпечаток на ряд суждений Маркса о народничестве как о стремлении «одним махом перескочить в анархистско-коммунистически-атеистический рай». Однако основательное решение теорией русского социализма поставленного еще Фурье вопроса о возможности перехода от низших стадий общественного развития к высшим, минуя капитализм, потребовало обоснованного анализа и оценки этой теории. В ряде опубликованных работ Маркс и Энгельс (в предисловии к русскому изданию 1882 г. «Манифеста коммунистической партии», в ответе Энгельса на полемичную статью Ткачева в 1875 г. и др.) писали, что русское общинное землевладение может стать исходной точкой коммунистического развития при условии победы в Западной Европе пролетарской революции, которая доставит русскому крестьянству материальные средства и другие условия, необходимые для такого развития.

Народнические идеи лежали в основе программы партии социалистов-революционеров («эсеры», 1901-1923 гг.). Партия ставила задачу свержения царского правительства и одним из главных средств борьбы с ним считала вооруженное восстание и террористические действия, т.е. убийства и покушения на жизнь ответственных представителей этого правительства.

Программными требованиями партии социалистов-революционеров были установление демократической республики, широкой автономии для отдельных областей страны, федеративное устройство государства, право национальностей на свободу развития и культурную автономию. Программа предусматривала всеобщее избирательное право, выборность должностных лиц на известный срок и право их «сменения» народом, полное гражданское равноправие, отделение церкви от государства, всеобщее равное и обязательное образование за государственный счет, замену постоянной армии народной милицией. Для осуществления этой программы партия требовала созыва Учредительного собрания, которое от имени народа должно установить новый государственный строй.

В общественно-экономической области социалисты-революционеры были сторонниками социализации земли, т.е. передачи ее в распоряжение демократически организованных местных общин и обработки земли личным трудом на началах уравнительного землепользования. В рабочем вопросе партия требовала сокращения рабочего дня (не более 8 часов), введения государственного страхования рабочих, свободы профессиональных объединений, законодательной охраны труда и др.

Признавая непримиримую противоположность классовых интересов буржуазии и трудящихся масс, партия ставила конечной целью уничтожение частной собственности на силы природы и на средства производства, ликвидацию разделения общества на классы и установление планомерного труда всех на всеобщую пользу.

Партия социалистов-революционеров вела пропагандистскую работу в деревне и в городе, настойчиво подчеркивая, что трудящееся население является единым рабочим классом, залог освобож-.дения которого - осознание этого единства; партия принципиально отвергала противопоставление пролетариата и крестьянства.

Девизом партии социалистов-революционеров были слова: «В борьбе обретешь ты право свое!»(См.: Антология мировой политической мысли. В пяти томах. Т. V. Политические документы. М., 1997. С. 191-195.)

В 1917 г. социалисты-революционеры активно содействовали созданию и развитию Советов. Расколы в партии эсеров, закрытие большевиками в январе 1918 г. Учредительного собрания, в котором эсеры имели большинство, а затем исключение их из Советов и массовые репрессии после событий июля 1918 г. привели к ликвидации партии социалистов-революционеров.

На рубеже 40-50-х годов XIX в. формируется теория "русского социализма", основоположником которой был А. И. Герцен. Основные свои идеи он изложил в работах, написанных в 1849-1853 гг: "Русский народ и социализм", "Старый мир и Россия", "Россия", "О развитии революционных идей в России" и в др.

Рубеж 40-50-х годов явился переломным в общественных взглядах Герцена. Поражение революций 1848-1849 гг. в Западной. Европе произвело глубокое впечатление на Герцена, породило у него неверие в европейский социализм, разочарование в нем. Герцен мучительно искал выход из идейного тупика. Сопоставляя судьбы России и Запада, он пришел к выводу, что в будущем социализм должен утвердиться в России, и основной "ячейкой" его станет крестьянская поземельная община. Крестьянское общинное землевладение, крестьянская идея права на землю и мирское самоуправление явятся, по Герцену, основой построения социалистического общества. Так возник "русский" социализм Герцена.

"Русский социализм" исходил из идеи "самобытного" пути развития России, которая, минуя капитализм, придет через крестьянскую общину к социализму. Объективными условиями возникновения идеи русского социализма в России явились слабое развитие капитализма, отсутствие пролетариата и наличие сельской поземельной общины. Имело значение и стремление Герцена избежать "язв капитализма", которые он видел в странах Западной Европы. "Сохранить общину и освободить личность, распространить сельское и волостное самоуправление на города, на государство в целом, поддерживая при этом национальное единство, развить частные права и сохранить неделимость земли - вот основной вопрос революции", - писал Герцен.

Эти положения Герцена впоследствии будут восприняты народниками. По существу, "русский социализм" - лишь мечтания о социализме, ибо осуществление его предначертаний привело бы на практике не к социализму, а к наиболее последовательному решению задач буржуазно-демократического преобразования России - в этом и заключалось реальное значение "русского социализма". Он был ориентирован на крестьянство как свою социальную базу, поэтому получил также название "крестьянского социализма". Его главные цели состояли в освобождении крестьян с землей без всякого выкупа, ликвидации помещичьей власти и помещичьего землевладения, введении крестьянского общинного самоуправления, независимого от местных властей, демократизации страны. Вместе с тем "русский социализм" боролся как бы "на два фронта": не только против устаревших феодально-крепостнических порядков, но и против капитализма, противопоставляя ему специфически русский "социалистический" путь развития.

Игнатовский Владимир Сергеевич. Биография. Вклад в науку
До 12-летнего возраста Владимир Сергеевич Игнатовский жил в Дрездене (Германия), где окончил школу и поступил в гимназию. Игнатовский окончил Санкт-Петербургский университет в 1906 году. В 1906-1908 годах продолжил учёбу в университете Ги...

Достижения в области хозяйственной и производственной деятельности
Основой дренеиндийского производства во все времена был труд отдельного ремесленника кустаря, которому помогали главным образом члены его семью. Однако были известны и крупные мануфактуры, обслуживались в основном наемным трудом. Формой...

Система местного управления и суда в губернии и уезде по реформе 1775 г
Полностью изменилась судебная система. Она была построена по сословному принципу: для каждого сословия – свой суд. Дворян судили верхний земский суд в губернских городах и уездный суд – в уездных городах. Горожан – соответственно губернск...

История «русского социализма» в той или иной мере привлекала внимание всех пишущих об А.И. Герцене. Однако генезис этого уникального для своего времени направления социалистической мысли изучен далеко не полно.

Возникновение теории Герцена в исторической литературе принято датировать 1849 г., связывая ее с крахом его надежд на революционные потенции Запада. Не отрицая определенного значения этой грани, заметим, что истоки ее относятся к началу 1830-х годов. Искать их следует в критическом осмыслении Герценом утопического социализма, действительности крепостнической России и послереволюционной буржуазной Франции. По справедливому утверждению А.И. Володина и Б.М. Шахматова, социалистическая мысль в России, представленная прежде всего работами Герцена и Огарева, возникает «как своеобразное осознание кризиса буржуазно-демократической идеологии, обнаружение ее тупиков, указание на ее ограниченность, как результат идейного поиска иных путей, чем те, по которым пошел послереволюционный Запад, как антибуржуазная форма общественного сознания» *.

Проблема противопоставления России Западу возникла с начала зарождения русского утопического социализма. Для Герцена она заключалась в ранних размышлениях о путях буржуазного прогресса, в выработке собственной точки зрения на особенности русского крестьянского мира, в попытках приспособления социалистической мысли к условиям российской действительности. О раннем периоде утопического социализма Герцена написаны серьезные исследования . Не касаясь вопроса об усвоении им того или иного направления западной мысли, приведем мнение Б.П. Козьмина, вполне разделяемое нами: «С самого начала знакомства с социалистическими идеями Герцен обнаружил такую самостоятельность мысли и столь критическое отношение к различным социалистическим системам… что было бы грубой ошибкой причислять его к последователям одной из этих систем» .

Обращаясь к более позднему периоду в мировоззрении Герцена, а именно к созданию концепции «русского социализма», обозначим хронологически этапы ее эволюции. Формулировка его основных положений и первый период развития относятся к концу 40-х - середине 50-х годов XIX в. Второй период охватывает вторую половину 50-х годов до 1867 г., и третий - конец 60-х годов.

Начнем с проблемы общины, проблемы, без которой не могла бы возникнуть теория Герцена. Как случилось, что многовековый институт народной жизни - крестьянская поземельная община, органично вписывающаяся в феодальный быт русской деревни, используемая властью в фискальных целях, служившая для самодержавия охранительным началом, - стала одним из основных аргументов теории, на протяжении полувека господствовавшей в русском освободительном движении? Не предполагая исследовать здесь проблему судеб народнической идеологии, обратимся непосредственно к Герцену.

Вопросы о том, когда он впервые услышал об общине, какую роль при этом сыграли Гакстгаузен и славянофилы, не представляются нам здесь определяющими. Если с общиной практически имел дело каждый помещик, то теоретически о ней знал каждый образованный русский. Еще в XVIII в. этот институт стал предметом описания таких известных авторов, как И.Н. Болтин и А.Н. Радищев . В начале XIX в. в правительственных кругах не раз возникал вопрос о судьбах общины. «Институту поземельной общины, - писал Н.М. Дружинин, - противопоставлялся принцип частной буржуазной собственности на землю: на этом основании был построен закон 1803 г. о свободных хлебопашцах и проекты реформы государственной деревни 20–30-х годов XIX в.» Далее Н.М. Дружинин замечал, что последствия развития капитализма на Западе уже в 30–40-х годах поколебали в глазах правительства и консервативного дворянства перспективу фермерского хозяйства, а поземельная община стала рассматриваться как преграда «разрушительным теориям».

Полемика о путях исторического развития страны, особенно развившаяся в Москве, впервые широко поставив проблему общины , вовлекла в ее обсуждение как славянофилов, так и западников. «На вечерах у Елагиной, Свербеевых и у нас, - вспоминал А.И. Кошелев, - бывали Чаадаев, Герцен, Грановский и другие… Эти вечера много принесли пользы как лицам, в них участвовавшим, развивая и уясняя их убеждения, так и самому делу, т.е. выработке тех двух направлений, так называемых славянофильского и западного, которые ярко выказались в нашей литературе сороковых и пятидесятых годов» .

«Беспрерывные споры и разговоры со славянами, - отмечал в 1844 г. Герцен, - много способствовали с прошлого года к уяснению вопроса, и добросовестность с обеих сторон сделала большие уступки, образовавшие мнение более основательное» . Встречался Герцен и с А. Гакстгаузеном, прусским королевским советником, участвовавшим в подготовке аграрного законодательства в Пруссии. Заинтересовавшись элементами общинного строя в славянских землях, Гакстгаузен попросил российские власти о разрешении исследовать аграрный строй русского крестьянства. Получив от правительства согласие и материальную поддержку, он в 1843 г. в течение полугода путешествовал по Поволжью, Украине, Крыму, Кавказу. Побывал он и в столицах. В Москве он стал свидетелем полемики славянофилов и западников. Здесь встречался с ним и Герцен, записавший в дневнике 13 мая 1843 г.: «Я имел случай говорить с Якстгаузеном; меня удивил ясный взгляд на быт наших мужиков, на помещичью власть, земскую полицию и управление вообще. Он находит важным элементом, сохранившимся из глубокой древности, общинность, его-то надобно развивать сообразно требованиям времени» . Из этой записи, однако, на наш взгляд, не следует, как полагал Н.М. Дружинин, что уже тогда Герцен «поставил перед собой вопрос о жизненных силах русской поземельной общины» . Ведь через несколько дней, продолжая свои размышления об общине, он писал: «Наши славянофилы толкуют об общинном начале, о том, что у нас нет пролетариев, о разделе полей - все это хорошие зародыши, и долею они основаны на неразвитости … но они забывают, с другой стороны, отсутствие всякого уважения к себе, глупую выносливость всяких притеснений, словом, возможность жить при таком порядке дел. Мудрено ли, что у нашего крестьянина не развилось право собственности в смысле личного владения, когда его полоса - не его полоса, когда даже его жена, дочь, сын - не его? Какая собственность у раба; он хуже пролетария - он res (вещь. - лат.) - орудие для обработки полей» .

«Жизненных сил» поземельной общины в условиях рабства Герцен в начале 40-х годов не видел, но сам принцип общинности готов был считать социалистическим. Именно поэтому он замечал, что первым к социализму подойдет тот народ, который «на знамени своем поставит не личность, а общину, не свободу, а братство, не абстрактное равенство, а органическое распределение труда» *.

Существует точка зрения, согласно которой Герцен заимствовал у славянофилов и отчасти Гакстгаузена свои представления об общине. В доказательство обычно приводятся поздние свидетельства самого Герцена, который ретроспективно не раз говорил о приоритете славянофилов в этом вопросе и утверждал, что «обе школы… научная аналитическая, реалистическая и школа национальная, религиозная, историческая - сошлись на всех вопросах, касавшихся сельской общины и ее аграрных учреждений» . Анализ развития Герценом его теории и сопоставление ее с позицией славянофилов позволяет критически отнестись к этим утверждениям и согласиться с мнением З.В. Смирновой, полагавшей, «что Герцен ошибался, считая взгляды славянофилов на общину близкими и родственными „русскому социализму“» .

Славянофилы и Герцен представляли разные классовые интересы, и поиски аналогий в этом случае, по сути, могут носить чисто внешний характер . Однако сама община обладала средоточением черт для взаимоисключающих, казалось бы, суждений. Совместное пользование землей, лугами, пастбищами, лесами, общее управление, известное равенство членов общины, представление крестьянина о его праве на землю Герцен принял за зародыш коллективной собственности будущего. «В избе русского крестьянина мы обрели, - писал он, - зародыш экономических и административных установлений, основанных на общинном землевладении, на аграрном и инстинктивном коммунизме» . Но эти же черты общинного строя в сочетании с патриархальностью, поглощением лица миром, а следовательно, полным отсутствием свободы, делали общину весьма удобной для использования ее в интересах помещиков и сборщиков всех видов податей.

Общинное самоуправление, действующее в рамках самодержавной власти, было как экономически, так и политически выгодно царизму. Именно потому «общинная организация, хоть и сильно потрясенная … благополучно дожила до развития социализма в Европе» . И дело здесь не в том, как утверждает в этом же месте Герцен, что община «устояла» «против выкрашенных по-европейски помещиков», против вмешательства власти, против «императорской цивилизации»: ей не было нужды отстаивать факт своего существования, на который правительство и помещики не посягали. Впрочем, в другом случае в 1855 г. Герцен и сам заметил, что община могла бы «долго ужиться с царем, тем более, что ему мало выгоды нарушать ее права» . В 1856 г. Герцен написал, что «государство и крепостное право по-своему сохранили… общину» ; а в другой редакции этого же материала (1857 г.) добавил, что на сельскую общинную Россию «опираются, подавляя ее, Россия дворянская и Россия правящая» .

Первым (наряду с Огаревым) из русских революционеров начав столь серьезно разрабатывать проблему общины, Герцен не уделил достаточного внимания экономической сущности этой проблемы, важной, кстати, не только для тех, кто эксплуатировал крестьянина, но и для самого общинника. Отсюда - и акцент на «инстинктивный коммунизм», акцент, являющийся не чем иным, как идеализацией общинного быта. В начале 50-х годов такая линия была еще лишь обозначена; в дальнейшем мы вернемся к этой проблеме, но отметим здесь же, что не можем согласиться с А.И. Володиным, отрицающим идеализацию общины как одну из черт герценовского «русского социализма» . Определение же Володиным в целом этой теории как «смелого теоретического поиска - поиска варианта ускоренного движения России к социалистическому переустройству при посредстве духовного (значит, и социального) опыта стран западной Европы» - представляется нам в целом удачным. Некоторые сомнения здесь может вызвать лишь слово «ускоренное». Герцен не отличался революционным «нетерпением» и был чужд стремлению к ускорению исторического процесса. Возможно, Володин имел в виду предполагаемое Герценом минование Россией «фаз европейского развития», но российский путь при необходимом условии освобождения личности в общине никак, согласно его теории, не мог быть ускоренным.

Говоря о наступающей эпохе, Герцен видел ее задачу в том, «чтоб на основаниях науки сознательно развить элемент нашего общинного самоуправления до полной свободы лица, минуя те промежуточные формы, которыми по необходимости шло, плутая по неизвестным путям, развитие Запада. Новая жизнь наша должна так заткать в одну ткань эти два наследства, чтобы у свободной личности земля осталась под ногами и чтоб общинник был совершенно свободное лицо» *.

Так в конце первого этапа развития теории «русского социализма» Герцен формулировал его задачи. Следует заметить, что они имели мало общего не только с представлениями славянофилов, но и с попытками обращения к общинному владению землей ссыльных декабристов.

В записке «О крепостном состоянии земледельцев в России» (1842) М.А. Фонвизин упомянул об «общественном праве владения землями», как о важном преимуществе России перед другими европейскими странами, «изнемогающими под бременем» пролетариев . В этом же смысле приводил в пример Россию, «где деление земель избавляет ее доселе от бедных безземельных бобылей (prolétaires)», еще ранее (1836 г.) Н.А. Бестужев .

Отзвуки революции 1848 г. дошли и до Сибири. «Политические события прошедшего года были так чрезвычайны, - писал Фонвизин Якушкину в марте 1849 г. … Положение Франции так натянуто, так неестественно, что, кажется мне, социальный переворот неминуем» . В ожидании «неминуемых» событий Фонвизин в том же 1849 г. пишет записку «О коммунизме и социализме». Пессимистически оценив возможности социальных преобразований во Франции, он, находясь в Сибири, как и Герцен в Европе, обращается к перспективам справедливого переустройства общества на основе поземельной общины, содержащей «главный элемент всех социалистических и коммунистических теорий» . Близкую оценку института общины дает примерно в это время и Н.А. Бестужев, когда пишет (письмо С.П. Трубецкому 15 октября 1850 г.), что общинный уклад представляет собой «чистый социализм, коммунизм» *.

Однако попытку сформулировать задачи общинного развития предпринимает только Фонвизин. Прошедший в свое время школу Гегеля, он ссылается на его авторитет: «Если философская мысль Гегеля, что всякий исторический народ есть представитель мировой идеи и в свою эпоху должен развить ее… если, повторяю, эта мысль не пустая фикция, то и русский народ … призван из своих родных стихий развить новую мировую идею» . Такое будущее предвещает он общинному строю русской жизни. Сходство с «русским социализмом» Герцена здесь, однако, чисто формальное. Оно ограничивается обращением к общине как институту, способному стать основой переустройства общества. Но Герцен не мыслил развитие и пересоздание общины без революционной социалистической мысли Запада; само же развитие общины, ликвидация затемняющих ее черт могли произойти в процессе революционного преобразования общества. Разделяло двух революционеров разных поколений и религиозное обоснование социализма старшим из них, и славянофильские элементы его воззрений. В связи с этим нельзя согласиться с Володиным, утверждающим, что Фонвизин, «находясь в Сибири, самостоятельно сформулировал в ней идеи „русского“ общинного социализма» . Важным представляется сам факт интереса к общине, к ее понятиям, проявляющийся в разных общественно-политических кругах в разной форме, но везде свидетельствующий о кризисных явлениях социально-экономической и политической деятельности.

Б.П. Козьмин точно подметил одну из важнейших черт воззрений Герцена, имеющую непосредственное отношение к теории «русского социализма». «Герцен, - писал он, - сознавал необходимость перекинуть мост между теорией и практикой. Он знал, что будущее родится из существующего и что поэтому в существующем следует искать элементы, из которых разовьется будущее. Идеал, с точки зрения Герцена, имел смысл и значение лишь тогда, когда он опирался на действительность» *.

Герцен утверждал, что «без предрасположенного народного быта общественная наука теряется в социальном бреде». Подобные построения его Козьмин считал большой заслугой. «Он (Герцен. -Н.П.) настойчиво выдвигал вопрос, который в его время из западноевропейских социалистов был поставлен только Марксом и Энгельсом, - вопрос об отношении идеала к действительности» *.

Идеалом, корнями связанным с действительностью, мостом между теорией и практикой была для Герцена община. Она представляла в его теории своеобразный фокус, в котором проблема народа переплеталась с путями прогресса. В основе же оставалась всегда «господствующая ось, около которой, - по его словам, - шла наша жизнь, - это наше отношение к русскому народу, вера в него, любовь к нему … и желание деятельно участвовать в его судьбах» *.

«Русский социализм», в значительной степени был обусловлен глубоким патриотизмом, органически свойственным его создателю. Однако считать эту черту мировоззрения Герцена и ряда его современников выражением национализма, типичного для страны «запоздалого буржуазного развития», как делает В.Г. Хорос, представляется нам неверным . Весьма спорно и сравнивание здесь патриотизма Герцена с лермонтовской «странною любовью». Гораздо более прав автор, когда пишет, что для Герцена была «характерна своеобразная диалектика национального и интернационального» .

Важно заметить, что почти все, написанное Герценом в конце 40–50-х годах о России и русских, обращено к западному читателю и служит цели знакомства его с неизвестной Европе стороной российской жизни. Этот аспект шире рассказа об общине. Герцен много пишет о народе, о его «величавых чертах, живом уме … богатой натуре» ; об интеллигенции, представляющей собой «разум страны» . В 1854 г. он уже формулирует мысль, которой суждено скоро стать лозунгом, зовущим и народ: «Образованная Россия должна теперь раствориться в народе» *.

К проблеме соотношения с народом Герцен подходит и с другой стороны, определяя как бы «обратную связь». «Мы прошли через все фазы либерализма от английского конституционализма до поклонения 93-му году. Народу не нужно начинать снова этот скорбный труд. Зачем ему проливать свою кровь ради тех полу-решений, к которым мы пришли и значение которых только в том, что они - другие вопросы, возбудили другие стремления!

Мы сослужили народу эту службу, мучительную, тягостную; мы поплатились виселицами, каторгой, казематами, ссылкой и жизнью». Гнет становится сильнее, тягостней, оскорбительней, и среди «мертвой тишины вместо всякого утешения мы с ужасом увидели скудность революционной идеи и равнодушие к ней народа» *.

Равнодушие к привносимым идеям можно считать естественным для человека, ограниченного рамками своего села, волости. Но к формам своей собственной жизни крестьянин не мог быть равнодушным. В тех исторических условиях, очевидно, это было единственное звено, за которое можно было, хотя бы в теории, ухватиться, ибо оно имело под собой до некоторой степени реальное основание - общину. В этом смысле опирающийся на общинные идеи «русский социализм» вряд ли можно было считать чистой утопией.

Сформировав основные положения своей теории, Герцен продолжал их развивать, конкретизировать. Так, на митинге европейской демократии в память Февральской революции во Франции (27 февраля 1855 г.), рассказывая об общине, он впервые ответил на вопрос о возможности согласования «личной свободы с миром». Каждый член общины должен потребовать себе «все права, принадлежащие ему как особе, не утрачивая притом прав, которые он имеет как член общины» *. Лишь при этом условии может начаться деятельная жизнь, ибо «этой закваски революционной», «непокорной личности» именно и не хватает русской общине. В такой постановке вопроса о свободном развитии института народной жизни, зиждущемся на коренном противоречии «непокорной личности» с круговой порукой и обязательностью для всех решений мира, видна школа Гегеля. Вместе с тем здесь отчетливо представлены и конкретные поиски разрешения «всей задачи социализма», которую Герцен, очевидно, видит в решении вопроса о свободе как познанной необходимости.

Но неужели Герцен не предполагал, что независимость лица может привести практически к разрушению общины? Оказывается, предполагал. В статье «Вперед! Вперед!», представляя альтернативу возможного буржуазного развития общины с «самодержавным нравом собственности», «искоренением патриархального коммунизма и круговой поруки» - пути развития «на ее народных и социальных началах» - и отдавая предпочтение последнему, Герцен оговаривал тут же необходимость сочетания «личной независимости, без которой нет свободы, с общественной тягой, с круговой порукой, без которых свобода делается одним из монополей собственника» *. Итак, снова сознание опасности пути буржуазного развития, стремление отгородиться от него общиной, но в иной форме, чем у славянофилов, ибо акцент здесь делается на свободу и равенство всех.

Традиционная для Герцена тема минования для России «мещанского» периода развития и есть, по существу, оборотная сторона теории «русского социализма». О том, что Запад сослужил для России службу, пройдя ряд периодов развития и доказав их непригодность, Герцен писал не раз. В 1855 г., обращаясь к своим европейским коллегам, он говорил: «Мы идем вам навстречу в будущем перевороте; нам не нужно для этого проходить те топи, через которые вы прошли… Ваши усилия, ваши страдания - для нас поучения. История весьма несправедлива; поздно приходящим дает она не оглодки, а старшинство опытности. Все развитие человеческого рода есть не что иное, как хроническая неблагодарность» *.

«Идем вам навстречу» означало и то, что Запад не только достиг уровня, к которому следовало приближаться, но и не потерял своих революционных потенций. Последнее обстоятельство, и после 1849 г. неоднократно подчеркиваемое Герценом, мало привлекало исследователей «русского социализма», сосредоточивавших внимание на критике Герценом буржуазной цивилизации и отрицании (без объяснения причин) ее исторических перспектив. При анализе же отношения Герцена к послереволюционной Европе следует иметь в виду, что образ умирающего мира был несколько утрирован его стилем. Сопоставление различных его высказываний показывает, что он и в 50-х годах продолжал видеть в Европе мощные силы в лице «французских пролетариев и хлебопашцев», а главное, всегда ощущал живую социалистическую мысль Запада, представляя саму идею социализма «вершиной западного развития» *. Несостоятельность «старого мира», его социальная, экономическая и политическая обреченность - это все относилось Герценом лишь к господствующим классам, к буржуазному или полубуржуазному правопорядку. Определялись они, в его представлении, закономерностями исторического развития, неизбежностью революционного разрешения всех социальных конфликтов и установления антиавторитарного общественного порядка.

В 1854 г. в статье «Старый мир и Россия» Герцен утверждал, что от старых принципов власти ничего не может остаться в будущем. Причем говорил он здесь не о монархии, не о политической республике, а о социализме - «обществе без правительства».

Решение социальных вопросов могло принимать разные формы, считал Герцен, но оно должно было охватить Запад и Россию. «Государство и личность, власть и свобода, коммунизм и эгоизм (в широком смысле слова) - вот геркулесовы столпы великой борьбы, великой революционной эпопеи. Европа предлагает решение ущербное и отвлеченное. Россия - другое решение, ущербное и дикое. Революция даст синтез этих решений. Социальные формулы остаются смутными, покуда жизнь их не осуществит» . Наряду с констатацией неполноценности современной революционной мысли акцент здесь сделан на синтезе, который возможен лишь в процессе революционной практики. Принижение роли теории (понятное, если иметь в виду господство в это время не оправдавших себя утопических представлений) соединялось здесь с некоторой анархистской тенденцией, явственно прозвучавшей в последней фразе. В письмах к В. Линтону это еще одна и не последняя дань антиавторитаризму. Герцен здесь дважды говорит о склонности славян к негосударственным формам жизни. «Славянские народы не любят ни идею государства, ни идею централизации. Они любят жить в разъединенных общинах, которые им хотелось бы уберечь от всякого правительственного вмешательства … Федерация для славян была бы, быть может, наиболее национальной формой» . Федеральная организация будущего общества представлялась ему в это время вне государственных форм.

Более полно он развил эти же идеи в статье «Дуализм - это монархия» (1853). Ряд положений в эту статью он внес из своих прежних работ 1849–1850 гг. , сделав их более конкретными. Основная мысль статьи - противопоставление всем видам авторитаризма (монархия, политическая республика) и теократии республики социальной, основанной на законах природы. «Природа - это гармония и анархия, это особенное каждого отдельного существа и в то время величайшее и наиболее совершенное всеобщее. Принцип природы полностью противоположен дуализму - это имманентность … Законы природы не что иное, как самые условия бытия. В природе нигде не видно назойливого перста, указующего дорогу, повелевающего, спасающего, покровительствующего» .

Опыт всех политических республик показал, что они никогда не воплощали суверенитета народа. Социальное общежитие (или социальная республика по Герцену) должно нуждаться лишь в наличии социальной связи и естественных условий человеческого сообщества. Эти условия необходимы «не потому, что это республика, а потому что это общество, потому что человек не может их отвергнуть, не отказавшись от своего разума» *. Правительственная инициатива, признание права «исправлять нас, воспитывать нас» - понятия монархические. «Свободные люди двигаются сами; им не нужно ни перил, ни шпор».

В статье «Вперед! Вперед!» проблема взаимосвязи Запада и России решалась так же, как вопрос «будущего переворота», осуществить который на Западе призвана будет Европа чернорабочая, оставшаяся, как Россия, вне движения, задавленная нуждой, бедная, земледельческая и отчасти ремесленная.

Все революции не удались прежде потому, что они не касались ни поля, ни мастерской, ни даже семейных отношений и были сбиты с дороги мещанством. «Нам нечего заимствовать у мещанской Европы, она берет у нас ею привитый деспотизм» . «Нечего заимствовать» у буржуазной Европы. Но «наука Запада и его трагическая судьба» по-прежнему дают «богатые средства», чтобы теоретически осмыслить пути русского развития. «Но коснуться до него нам мешает не царь, а страшное преступление крепостного состояния» .

Изменение политической ситуации, сложившейся в России в связи со смертью Николая I, означало новый этап и развитии теории «русского социализма». Необходимо напомнить, что само содержание пропаганды Герцена со времени появления «Полярной звезды», а затем и «Колокола», со времени установления постоянной, живой связи с Россией приобрело иной характер, целиком направленный на русского читателя, а на первый план выступила идея реальной борьбы за освобождение крестьян. Естественно, что определенные коррективы это обстоятельство внесло и в «русский социализм». Первые же слухи о начинающейся работе по подготовке крестьянской реформы вселили в Герцена надежду на возможность создания мирным путем благоприятных условий для развития социалистических начал, заложенных в общине. Впервые эти новые ноты прозвучали в полемической статье «Еще вариации на старую тему» (письма к И.С. Тургеневу за 1857 г.), посвященной действительно не новой проблеме «Россия и Запад». Герцен, по-прежнему настаивая на неизбежности для Европы социальной революции, писал о «болезненном» одностороннем развитии управления в руках буржуазии, о незрелости и неразвитости масс при слабости революционной партии и заключал, что «без страшной кровавой борьбы» не может произойти «падения мещанства», но вместо антиавторитарных призывов говорил теперь лишь об «обновлении старого государственного строя» *.

В России для революции он не видел «готовых элементов» и указывал на то, что считал главным: «… мы стоим лицом к лицу с огромным экономическим переворотом, с освобождением крестьян». Вот здесь-то и может начаться «торная дорога». «Я чую сердцем и умом, что история толкается именно в наши ворота». «В естественной непосредственности нашего сельского быта, в шатких и неустоявшихся экономических и юридических понятиях, в смутном праве собственности, в отсутствии мещанства и в необычайной усвояемости чужого мы имеем шаг перед народами, вполне сложившимися и усталыми» . Под способностью «усвояемости чужого» он разумел науку Запада. Говоря об европейских освободительных идеях, Герцен снова повторял: «Россия с ними и только с ними может быть введена во владение той большой доли наследства, которая ей достается» .

Тему возможности развития общества в условиях буржуазной цивилизации Герцен поднимал в следующей работе «Концы и начала», продолжающей полемику с Тургеневым вокруг проблемы «Россия и Запад». Иначе теперь подходил Герцен к посылкам обоснования русского социализма, в иной форме говорил о развитии и итогах цивилизации Запада. О буржуазии (в терминологии Герцена, мещанстве) писал он спокойнее, объективнее. Его лаконичные формулировки отличались емкостью, особенной художественной точностью: «Мещанство - последнее слово цивилизации, основанной на безусловном самодержавии собственности, - демократизация аристократии, аристократизация демократии». «…Американские Штаты представляют одно среднее состояние … Немецкий крестьянин - мещанин хлебопашества, работник всех стран - будущий мещанин. Италия, самая поэтическая страна в Европе, не могла удержаться и тотчас покинула своего фанатического любовника Маццини, изменила своему мужу - геркулесу Гарибальди, лишь только гениальный мещанин Кавур, толстенький, в очках, предложил ей взять ее на содержание.

С мещанством стираются личности, но стертые люди сытее; платия … не по талии, но число носящих их больше … С мещанством стирается красота природы, но растет … благосостояние» *.

В другом случае Герцен прямо говорил об «огромном вине вперед», подразумевая при этом рост мелкой городской буржуазии. Шаг этот, однако, не мог иметь развития, поскольку мещанство он считал окончательной формой западной цивилизации. «Общий план развития, - полагал он, - допускает бесконечное число вариаций», а в «природе и в жизни нет никаких монополий». И если представители старых европейских народов, перенесенные на новую американскую почву, смогли создать новый народ, то почему «народ, самобытно развившийся, при совершенно других условиях, чем западные государства … должен пережить европейские зады?»

«Народ русский, широко раскинувшийся между Европой и Азией, принадлежащий каким-то двоюродным братом к общей семье народов европейских, он не принимал почти никакого участия в семейной хронике Запада. Сложившийся туго и поздно, он должен был внести или свою полную неспособность к развитию, или развить что-нибудь свое под влиянием былого и заимствованного, соседнего примера и своего угла отражения» *.

Осторожная сдержанность формулировок в вопросе об особенностях русского общинного быта, лишь намеченная тема будущего развития, которое «импровизируется на тему прошедшего», - характеризуют эту работу Герцена. «Я не считаю мещанство окончательной формой русского устройства, того устройства, к которому Россия стремится и достигая которого она, вероятно, пройдет и мещанской полосой. Может, народы европейские сами перейдут к другой жизни, может, Россия вовсе не разовьется, но именно потому, что это может быть - может быть и другое» *.

Итак, возможность «мещанской полосы» и многовариантность развития. «Куда я ни смотрю, я везде вижу седые волосы, морщины, сгорбившиеся спины, завещания, итоги, выносы, концы и все ищу, ищу начал, - они только в теории и отвлечениях» *. Так, в поисках верного пути исторического развития продолжала работать движущаяся, живая мысль Герцена.

Пореформенная действительность России, зримые черты развивающегося кризиса буржуазной цивилизации вновь и вновь заставляли Герцена сравнивать старый мир с принципиально иной «социальной почвой» на его родине. В статье «Порядок торжествует!» (1866), повторяя ряд уже высказанных аргументов, он четче и глубже формулировал основополагающие идеи «русского социализма».

Нарушением законов исторического развития объяснял он тупиковый вариант западного пути. «Характер органического разложения состоит именно в том, что элементы, входящие в данное взаимное отношение друг к другу, делают вовсе не то, что они назначены делать, что они хотят делать, а это мы и видим в Европе» . Запад не может справиться с создавшимся положением: Европа решительно не способна «переваривать противоречия, до которых дожила, не может сладить с переломленной революцией внутри, с двойной цивилизацией, из которых одна в науке, другая в церкви, одна чуть не двадцатого столетия, а другая едва XV. Да и легко ли спаять в одно органическое развитие - буржуазную свободу и монархический произвол, социализм и католицизм, право мысли и право силы, уголовную статистику, объясняющую дело, и уголовный суд, рубящий голову, чтобы она поняла» .

Итак, нарушение «взаимодействия элементов» ведет к гибели старый порядок вещей, который паллиативами задерживает свое падение. Только две страны мира «состоят на особых правах у истории». О Северо-Американских штатах нечего хлопотать, считал Герцен, они «выплывут на всех парусах» . Другое дело своеобразный мир России. «Она окрестилась без католицизма, она сложилась в государство без римского права и сохраняя как народную особенность свое оригинальное понятие об отношении человека к земле. Оно состоит в том, что будто бы всякий, работающий на этой земле, имеет на нее право как на орудие работы. Это сразу ставит Россию на социальную почву, и притом чрезвычайно новую» .

Как же на этот раз объяснил Герцен новизну и перспективность веками существующей «социальной почвы»? Право на землю - естественное право, которым сельское население пользуется «спокон века», не рассуждая о нем. «Личность, имеющая право на землю, сама становится крепка земле, крепка общине. Вся задача наша теперь состоит в том, чтоб развить полную свободу лица, не утрачивая общинного владения и самой общины».

Но изначально существующий факт народного быта может стать движущей силой лишь после того, как народ вслед за революционной интеллигенцией сам осознает его значение. Причем то, что ранее община в этом качестве не была открыта, «большое счастье». Право крестьянина на землю «не выдержало бы одностороннего напора западных воззрений. Теперь они сами являются в раздумье, с сомнением в груди. Социализм дал нам огромное подспорье» . И хотя «подспорье» это не народу, а «нам» - интеллигенции, Герцен часто не разделял этих категорий. Далее, повторяя свой старый тезис о том, что общинный быт, подкрепленный наукой Запада, и составляет основу русского варианта социализма, он давал впервые уточненную, конкретную, мы бы сказали классическую, формулировку: «Мы русским социализмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управления, и идет вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука» .

К этой формулировке Герцен шел с 1849 г., а практические размышления пли, вернее, попытки приложения к действительности продолжались со времени подготовки реформы. И «десять лет прежде освобождения крестьян мы проповедовали об ихправе на землю. На нем и на сельском общинном и выборном самоуправлении основываем мы всю будущность русской социальной организации» *.

Апология общины в конце 40-х годов и в пореформенной действительности звучала различно. Это обстоятельство хорошо понял Бакунин - пропагандист федерально-общинного строя с конца 40-х годов. Обратившись к общине не многим ранее Герцена, Бакунин к середине 60-х годов пересмотрел свое отношение к этому институту. Идеализация общины Герценом и Огаревым представлялась ему глубоко несправедливой. Он видел дифференциацию внутри общины, которую не замечал Герцен. «Всякий мужик побогаче да посильнее других, - говорил он в письме от 19 июля 1866 г., - стремится теперь всеми силами вырваться из общины, которая его теснит и душит. Откуда же эта неподвижность и непроизводительность русской общины? Оттого ли, что в ней самой нет начал развития и движения? Да, пожалуй, и так. В ней нет свободы, а без свободы, вестимо, никакое общественное движение немыслимо» *.

Далее Бакунин писал о том, как государство обмануло крестьян мнимым освобождением. Это была «перемена системы и метода в деле народного притеснения; помещичьи крестьяне превращены в государственных, место помещика-чиновника заняла теперь чиновник-община», община сделалась теперь в руках государства «слепым послушным орудием для управления крестьянами … Круговая порука хороша и действует благодатно там, где есть воля, она пагубна при нашем государственном устройстве».

Со всей свойственной ему полемической страстностью обличал он идеализацию общины: «Вы все готовы простить государству, - говорил он своим друзьям, - пожалуй, готовы поддерживать его, если не прямо, было бы слишком стыдно, так косвенно, лишь бы оно оставило неприкосновенным ваше мистическое святая святых: великорусскую общину, от которой мистически, - не рассердитесь за обидное, но верное слово, да, с мистической верой и теоретической страстью вы ждете спасения не только для великорусского народа, но и для всех славянских земель, для Европы, для мира» *.

Бакунин упрекал своих друзей в том, что они «запнулись за русскую избу, которая сама запнулась да и стоит века в китайской неподвижности, со своим правом на землю». «Почему не разовьете Вы в своем „Колоколе“ этого важного, решительного для вашей теории вопроса; почему эта община, от которой вы ожидаете таких чудес в будущем, в продолжении 10 веков прошедшего существования не произвела из себя ничего, кроме самого печального или гнусного рабства?» *. В полемике против общины Бакунин был во многом прав, но он утрировал взгляды Герцена и Огарева, не замечая, что они связывали развитие общины с эволюцией современных им государственных форм, что Герцен прежде всего выступал против самодержавного государства.

Был Герцен противником и современных ему государственных форм на Западе, так как видел резкие противоречия между целями буржуазии и «роковым положением пролетариата» . В статье 1868 г. «Русский коммунизм» Герцен писал, что буржуазное государство в себе самом носит зародыш разрушения. Противоречия в жизни государства, которые он наблюдал, приводили к выводу, что «формы и основы современной организации общества и государства, как они постепенно вырабатывались в истории, без всякого единства и плана, не соответствуют более требованиям рационального государства, формулированного наукой и сознанием активного и развитого меньшинства». Государство неизбежно должно исчезнуть, считал Герцен, «но его нельзя сбросить до известного возраста». В начале пореформенной эпохи этот «возраст» не наступил. Напротив, Российское государство показало, как считал Герцен, определенную потенцию социального развития. «Мы были убеждены и теперь еще не совсем в этом разубедились, - писал он в 1866 г., - что почин, что первые шаги нашего переворота совершатся без кровавых потрясений» .

Отмена крепостного права, казалось, подтверждала его предположения: «… крестьянская реформа, при всей сбивчивой неполноте своей, тотчас повела к экономическим, административным и юридическим последствиям своим - введением земских учреждений, нового суда и пр. Это были силлогизмы, которых не было возможности миновать». Исторический опыт позволял Герцену несколько иначе, чем перед реформой, судить о сути государственной власти в России. Она «может много вредить, но в самом деле остановить движение, которого она испугалась и которое уносит весь материк к другим судьбам, не может. Она двигается с ним нехотя, бессознательно, как человек, спящий на корабле» *.

Нельзя сказать, чтобы Герцен отказался от преувеличения возможности верховной власти . Он по-прежнему, как и до реформы, считал верховную власть «без корней», по-прежнему полагал, что Александр II многое мог бы сделать на пути последовательного освобождения страны от феодальных форм и реакции. Но вместе с тем он писал: «Нельзя же было ждать, чтоб Александр Николаевич заснул за чтением „Что делать?“ или „Колокола“, проснулся бы с рьяным желанием отдать землю народу и начать в Зимнем дворце женские и мужские мастерские. Тогда и борьба была бы не нужна, достаточно было бы чуда» .

Свои обращения к царю он не связывал с надеждой на чудо. Но реального политического смысла письма его к царю не имели. Социальный переворот в тех исторических условиях без революционных потрясений произойти не мог, речь могла идти лишь о постепенной подготовке народного сознания к будущему перевороту. По существу, такой путь и отстаивал Герцен. Его оппонент Бакунин, называя это «мирным нереволюционным социализмом», резко и часто справедливо критикуя старых друзей, не учитывал реальное соотношение сил как на Западе, так и в России.

Последний этап развития Герценом своей теории обусловлен ростом борьбы рабочих Запада. Пристально следя за поднимающейся волной движения, размышляя над его путями и судьбами, Герцен продолжал острую критику буржуазной цивилизации, дальнейшую конкретизацию эволюции общинного социализма в России. В статье «Prolegomena» (1868) начало этого завершающего для Герцена этапа нашло отчетливое выражение.

Изучая противоречивость развития западного мира, он писал: «Собственность - это блюдо чечевичной похлебки, за него вы продали великое будущее, которому ваши отцы широко распахнули ворота в 1789 году. Вы предпочитаете обеспеченное будущее удалившегося от дел рантье - отлично, но не говорите же, что делаете это ради счастья человечества и спасения цивилизации … Вам всегда хочется прикрыть свой упрямый консерватизм революционными атрибутами; это оскорбляет, и вы унижаете другие народы, делая вид, будто все еще стоите во главе движения» *.

Как ни горьки были упреки в адрес латино-германского мира, Герцен теперь не исключал его из социального будущего человечества, как в пылу полемики случилось ранее. «У природы и истории - все званые гости; однако невозможно вступить в новый мир, неся, подобно Атласу, на своих плечах мир старый. Надобно умереть в „старом Адаме“, чтобы воскреснуть в новом, т.е. надобно пройти через подлинно радикальную революцию» *.

Так в конце 60-х годов зазвучала у Герцена далеко еще не исчерпанная для Запада тема революции. В последнем номере французского «Колокола» (№ 14–15 от 1 декабря 1868 г.), возражая тем, кто утверждал крах социализма на Западе, он замечал: «И это на следующий день после Брюссельского конгресса, на следующий день после женевской забастовки, в двух шагах от немецкого рабочего движения - и это в то время, когда с удесятеренною силой пробудились социальные вопросы во всей Европе, не исключая Англии» *.

Внося коррективы в свои представления о Западе, Герцен не переставал противопоставлять его особенностям русского мира. «О земле почти повсюду забывали во время революций на Западе; она находилась на втором плане так же, как и крестьяне. Все делалось в городах и городами, все делалось для третьего сословия, потом изредка вспоминали о городском работнике, но о крестьянине - почти никогда» . Наблюдение это в общем было верно, но сколь основательна на этот раз была аргументация крестьянского «права на землю» как основы переустройства жизни? Прежде всего Герцен в своих утверждениях был менее категоричен. «Мы не говорим, что наше отношение к земле является разрешением социального вопроса, однако мы убеждены, что это одно из решений … Вопрос для нас состоит не в том, чтобы отрицать или утверждать право на землю, а в том, чтобы осознать его, обобщить, развить, применить, исправить его личной независимостью» .

Далее, развивая свою мысль, Герцен обращался к изменению положения общины в связи с освобождением крестьянства от крепостного права. «Сельская община оказалась впервые вовлеченной в социальное развитие огромного государства. И надобно выждать, к чему приведет это движение, прежде чем извлекать выводы … Находившийся в заточенном состоянии принцип самоуправления, раздавленный полицией и помещиками, начинает все более и более избавляться от своих пеленок и свивальников; избирательное начало укореняется, мертвая буква становится реальностью. Старосты, общинные судьи, сельская полиция - все избираются, и права крестьянина простираются уже далеко за пределы общины. Он является ее представителем на общегубернских собраниях, в суде присяжных … И что же, рост его не отмечен, его достижения не изучены» *.

Положение общины в послереформенной действительности, конечно, изменилось, она, как правильно отметил Герцен, была вовлечена в социальное развитие государства. Но внимание его привлекла не тенденция разложения этого института, а элементы самоуправления, которые он явно преувеличивал под влиянием продолжавшихся буржуазных преобразований, а главное, земской реформы 1864 г. Недостаточная осведомленность о положении в России, возможность судить о делах в основном по прессе, объясняющаяся отливом русских материалов и посетителей, привели его к некоторым иллюзорным представлениям о возможности мирного прогрессивного развития общинного быта. Доходившие до него сведения о стремлении к представительному правлению в различных группах общества он несколько утрировал. «Итак, - заключал он свою статью, - остается созыв „великого собора“, представительства без различия классов - единственное средство для определения действительных нужд народа и положения, в котором мы находимся … Каково бы ни было первое Учредительное собрание, первый парламент, мы получим свободу слова, обсуждения и законную почву под ногами. С этими данными мы можем двигаться вперед» *.

Эту мирную модель развития «без потоков крови из длинного предисловия» * он предлагал западному читателю, ибо именно на него и был рассчитан французский «Колокол».

До конца 60-х годов осуществление теории «русского социализма» он связывал с путем эволюционного или революционного развития. Внимательно следя за общественной и политической жизнью России, он пытался уловить хотя бы малые положительные элементы, которые могли бы способствовать развитию общинного начала и самоуправления. «Ты сердишься на Россию, - писал он в апреле 1867 г. Бакунину, - что она идет по колена в грязи и крови … И вопрос, собственно, не в том, чисты ли сапоги, а в том, туда ли она идет … Пойми, что дело идет нужником, но своим чередом. Следил ли ты за судом присяжных? Это поглощающий интерес. Следил ли за земскими собраниями, за предложением обложить дворян податью … за судом вообще?» *

Путь этот вызвал «поглощающий интерес» Герцена потому, что он не видел в тот момент иных возможностей. Известное затишье в крестьянстве, неузнанная им как серьезная сила разночинная молодежь, либеральное общество на пути реформ, наконец само правительство, вынужденное вносить некоторые коррективы в систему управления, - такой виделась Герцену российская действительность.

В условиях, когда в стране отсутствовала революционная ситуация, когда сил для осуществления социального переворота еще не было, позиция Герцена, хотя и утопическая, была близка к реальности.

Однако возможность изменения обстановки и соответственно изменения тактики всегда учитывалась Герценом. Эта возможность им, как и многими другими революционерами в России и в эмиграции, связывалась с окончанием срока временнообязанных крестьян. «Русский корабль роковым образом наткнется через год (в 1870 г.) на грозный утес. Нет рулевого, который явится завершением освобождения крестьян» *, - писал он 8 января 1869 г. Э. Кине.